Безупречные

Шепард Сара

– Конечно, – пропищала она.

Вилден положил руки на бедра и оглядел комнату – мебель в стиле чиппендейл [56] , изысканные витражи в окнах, картины в тяжелых рамах на стенах и гордость отца – часы Джорджа Вашингтона, которые находились в семье с 1800-х годов. Вилден перевел взгляд на Спенсер, оценивая бриллиантовые сережки-гвоздики у нее в ушах, изящные часы «Картье» на руке и мелирование ценой в триста долларов раз в шесть недель. Легкая нагловатая улыбка на его губах словно говорила: «А тебе, похоже, есть что терять».

56

Чиппендейл –

английский стиль мебели XVIII века (рококо с обилием тонкой резьбы), назван по имени краснодеревщика Т. Чиппендейла (1718–1779).

– Идете сегодня на благотворительный бал? – вдруг спросил он, и Спенсер невольно вздрогнула. – «Фокси»?

– Да, – тихо ответила она.

– Хорошо. – Вилден махнул рукой на прощание. – Веселитесь.

Голос его прозвучал буднично, но Спенсер могла поклясться, что на лице полицейского было написано: «Я с тобой еще не закончил».

24. За 250 долларов получаешь ужин, танцы… и предупреждение

«Фокси» проводили в Кингмен-Холле, старинном загородном поместье в английском стиле, некогда принадлежавшем умельцу, который в начале 1900-х годов изобрел какой-то хитрый доильный аппарат. В четвертом классе, когда они изучали историю Кингмен-Холла на уроках «Все о Пенсильвании», Эмили придумала ему прозвище «Поместье Му-Му».

Пока девушка на входе проверяла их приглашения, Эмили огляделась вокруг. Прямо перед домом был разбит сад-лабиринт. Горгульи злобно взирали с высоты величественного фасада. Почти всю лужайку занимал шатер, освещенный китайскими фонариками, где, собственно, и проходило главное действо. Гостей собралось толпы.

– Ого!

Тоби подошел и встал рядом с Эмили. Красивые девушки в изысканных дизайнерских платьях, с инкрустированными драгоценными камнями сумочками, проносились мимо них в сторону шатра. Эмили оглядела свое розовое платье – простого кроя, без бретелек, облегающее фигуру. Кэролайн надевала его на школьный бал в прошлом году. Волосы она уложила сама, затем побрызгалась сладкими духами сестры «Лавли» – от их запаха хотелось чихать, – и впервые после долгого перерыва надела сережки, с трудом продев их в почти заросшие дырки в ушах. И все равно она чувствовала себя простушкой на фоне остальных.

Накануне, когда Эмили позвонила Тоби и пригласила его на «Фокси», он искренне удивился, но явно пришел в восторг. Между тем Эмили порядком дрейфила. На «Фокси» они могли снова поцеловаться и, кто знает, может быть, даже стать парой? Со временем они навестили бы Дженну в ее филадельфийской школе и Эмили постаралась бы загладить свою вину перед ней. Она воспитала бы для Дженны новую собаку-поводыря. Прочитала бы ей все книги, которые еще не вышли на языке Брайля. И, возможно, когда-нибудь призналась бы в том, что участвовала в событиях той ночи.

А может, и нет.

Все бы ничего, но сейчас, на «Фокси», Эмили чувствовала себя не в своей тарелке. Ее бросало то в жар, то в холод, живот то и дело схватывали спазмы. Руки Тоби казались слишком шершавыми, и Эмили так переживала, что в машине всю дорогу молчала. Атмосферу «Фокси» тоже нельзя было назвать успокаивающей: все вокруг были очень чопорными, надменными. И Эмили почти не сомневалась в том, что за ней наблюдали. Вглядываясь в сияющие девичьи лица с идеальным макияжем и гладко выбритые, породистые лица парней, она мысленно спрашивала каждого

из них: «Это ты «Э»?»

– Улыбочку!

Вспышка фотоаппарата ослепила ее, и Эмили вскрикнула. Когда в глазах рассеялись черные точки, она увидела перед собой улыбающуюся блондинку в платье цвета красного вина с бейджиком прессы на груди и цифровой камерой на плече.

– Я фотографирую для «Филадельфия инквайрер», – объяснила она. – Хочешь еще попробовать, только на этот раз без испуга на лице?

Эмили схватила Тоби за руку и попыталась изобразить радость, но, кажется, получилась у нее лишь гримаса ужаса.

Девушка-фотокорреспондент упорхнула, и Тоби повернулся к Эмили:

– Что-то не так? Ты раньше не была такой зажатой перед камерой.

Эмили напряглась:

– Когда это ты видел меня перед камерой?

– Роузвуд против Тейта, – напомнил Тоби. – Когда тебя фотографировал тот полоумный парнишка из редакции ежегодника?

– Ах да. – Эмили выдохнула.

Тоби проследил взглядом за официантом, который разносил напитки.

– Значит, это твоя стихия?

– Боже, нет! – воскликнула Эмили. – Ни разу в жизни не была на подобных мероприятиях.

Он огляделся вокруг.

– Все такие… неестественные. Мне всегда хотелось поубивать этих уродов.

Крупная дрожь пробежала по телу Эмили. Такое же чувство она испытала, когда проснулась на заднем сиденье автомобиля Тоби. Он заметил выражение ее лица и тотчас улыбнулся.

– Не в буквальном смысле. – Он сжал ее руку. – Ты гораздо симпатичнее, чем все эти девчонки.

Эмили зарделась от смущения, только вот сердце у нее не екнуло от этих слов, как и от его прикосновения. А ведь должно было. Тоби выглядел сексуально, даже роскошно – в черном костюме, дорогих черных туфлях с перфорированными кожаными накладками; зачесанные назад волосы открывали его угловатое лицо с квадратным подбородком. Ни одна девчонка не проходила мимо, не задерживаясь на нем взглядом. Когда он появился на крыльце ее дома, даже невозмутимая Кэролайн взвизгнула:

– Он такой красавчик!

Но, когда он держал ее за руку, как бы ей ни хотелось бушевать в море страстей, никаких чувств она не испытывала. Это было все равно что держаться за руки с сестрой.

Эмили попыталась успокоиться. Они с Тоби прошли в шатер, взяли два безалкогольных коктейля «Пина колада» и присоединились к танцующим. На танцполе извивалось около десяти девчонок – с поднятыми вверх руками, они изображали сверхсексуальность, копируя героинь сериала «Весенние каникулы» на MTV. Остальные просто прыгали вокруг, подпевая Мадонне. В углу установили караоке, и девчонки оставляли записки с названием песен, которые хотели бы исполнить.

Отлучившись в туалетную комнату, Эмили покинула шатер и направилась по коридору, романтично освещенному свечами и устланному лепестками роз. Мимо нее проходили под ручку девушки, все шептались и хихикали. Эмили украдкой оглядела свое декольте: она еще никогда не носила платье без бретелек и ужасно боялась, что оно сползет вниз, обнажив всему миру ее грудь.

– Хочешь погадать?

Эмили подняла голову. За низким столиком под огромным портретом Горация Кингмена – того самого изобретателя доильного аппарата – сидела темноволосая женщина в узорчатом шелковом платье. Левую руку гадалки унизывали массивные браслеты, а у горла сверкала крупная брошь в виде змеи. Рядом лежала колода карт, и у края стола Эмили заметила маленькую табличку: МАГИЯ ТАРО.