Безвыходное пособие для демиурга
Шрифт:
Не дай бог, если Гере в голову придет мысль, что мама делает из него «подкаблучника», тогда пыль взовьется до потолка. Он же у нас – сам себе голова, как и отец.
А самое смешное, то, что я не гарантирую, что в будущем и сама не начну подражать маме. Не исключено, хотя мне очень не хочется.
В школе я думала, что в моей семье ничего подобного не будет. Но сейчас моя уверенность в этом тает с каждым днем, словно меня уже втягивает в вечный круговорот жизни, где все наши судьбы спланированы и продуманы каким-то великими мировым
Хочу я того или нет, но в экстремальных ситуациях непременно поступаю, как родители. Я давно это заметила. И пока не знаю, возможно ли это победить на уровне эмоций и подсознания, чтобы жить только своей личной жизнью.
Странно ощущать себя не свободной личностью, но частью какого-то грандиозного эксперимента по выведению человека разумного. Удивительно, что мы никогда не можем преодолеть тех рамок и параметров, которые заданы нам в детстве.
И даже такие личности как Джек Лондон, неожиданно для всех взлетевший по социальной лестнице, как и его Мартин Идеен – даже они не смогли шагнуть за рамки стереотипов.
Более того, нарушая правила, великие люди, вовсе не создают собственные законы. На самом деле, им просто позволили пересечь границы именно в назидание другим. А перешагнуть все барьеры – просто невозможно.
Я качнулась, чуть не уронила тарелку, и вынырнула из какого-то темного и вязкого омута мыслей. Я вдруг поняла, что это вовсе не мои рассуждения, а – Герины.
Бог мой, вот я уже начинаю думать как он, скоро жить без него не смогу! Это безобразие какое-то! Я – свободная и независимая девушка! Была…
За окном кружили стрижи. Странно, я никогда не обращала на них внимания.
Когда я перемыла половину посуды, внезапно кончилась горячая вода. Вот они – прелести городской жизни! Пришлось домывать в холодной.
Пальцы продрогли.
Ну, и где носит этого Германа? Опять, поди, встретил Глеба и рассуждает о том, как можно бежать в космическом корабле, который и так уже летит со скоростью света.
Слышала я все их выкладки, когда получается, что человек, убегающий от врагов по кабинам в сторону движения, сам перемещается даже не со скоростью света, а еще быстрее, что противоречит законам физики.
В общем, если они с Глебом столкнулись – то это надолго. У них же что ни день – то изобретение велосипеда. И ведь они никому кости не моют, у них интерес сугубо академический, в целях, так сказать, повышения квалификации.
Я убрала постель, собрала валяющиеся повсюду вещи.
Ну что Гера за человек? Где снял рубашку, там и оставил. Это ведь всего касается!
В углу нашла носок, причем – только правый. В другом – валялся скомканный носовой платок со следами пыли, поди, монитор протирал, когда понял, что глаза устают.
Когда он тут последний раз пылесосил? В прошлом семестре?
И зачем мне это все?
Гера – он хуже ребенка!
Впрочем, все мужики никак с детством расстаться не могут, только у всех это по-разному проявляется.
Достала
Минут через двадцать пол был чистым и влажным, диски собраны из одной огромной кучи, напоминавшей свалку, – в ровные ряды. Журналы разобрала по стопкам: «Если», «Уральский следопыт», «Полдень». Некоторых номеров не хватало: наверное, их читают друзья. На страницах стояли пометки.
Гера любит выпендриваться: вместо обычных галочек он вечно рисует солярисные кресты, но не фашистские, не свастику, а суувастику – у нее лопасти в другую сторону и она стоит прямо, а не наклоненная под углом сорок пять градусов.
Я даже знаю, почему он выбрал именно этот знак. Все, как увидят, пугаются: все знают, что Гера – потомок поволжских немцев и думают, что он тайно симпатизирует фашистам, а он просто посмеивается над их якобы невежеством.
Ну откуда нормальные люди могут знать, что суувастика это – любимый символ последней российской императрицы, урожденной принцессы Гельтштадской? И это последнее обстоятельство, между прочим, для Геры имеет первостепенное значение. Немецкая романтическая мистика обладает над ним необъяснимой властью.
Он понимает Германа Гессе, и недоумевает над Валентином Распутиным. В его голове простое вечно оказывается сложным, и наоборот.
Он понимает Гофмана и Гоголя. Он рассуждает о безумных идеях Геринга, так, словно спорил с ним наяву.
Он верит, что Гете встречал самого себя в молодости. Он считает «Страдания Вертера» не просто юношеским экспериментом, а именно зашифрованным посланием.
Выбирая между Гендальфом и Мерлиным, он, сам того не замечая, непременно выберет первого.
Его обязательно больше пленит Гойе, чем Босх.
И так до бесконечности.
Гера еще не заметил, что всех, кого он выделяет из общего потока мировой культуры, помимо некоторой эксцентричности, почему-то обычно носят фамилии или псевдонимы с заглавной буквы «G».
Я ему стараюсь об этом не говорить, хотя бы потому, что называть любое новое начинание на эту букву в России означает похоронить его. Фантазия обывателя всегда прямолинейна: «Что у нас в стране на букву «г»? Да все: система образования, социальной защиты населения, медицины»…
Гера ведь разом ассоциации проведет и расстроится. Его имя ведь тоже с этой злополучной буквы.
В общем, Гера вечно разгадывает величайшие тайны вселенной, знает, к примеру, о Критском диске больше, чем я об игре на пианино, но при этом он не замечает настоящие мистические и необъяснимые вещи, которые с ним запросто могут происходить, как, к примеру, это неосознанное тяготение к «готам».
Собственно, папа у меня такой же. В смысле никогда не видит, что творится у него под носом. Даже иногда не верится, что в жизни еще встречаются такие вот копии друг друга…