Безымянная. Часть1. Путеец
Шрифт:
– Это нервное, – сказал путеец и взялся надевать сапоги.
Он привычным жестом накинул на плечи старую армейскую телогрейку и, призывно кивнув, вышел на улицу. Девушка неторопливо последовала за ним, сминая лицо сомнением, коротко и с надеждой взглянув на безразлично смотрящего вперед кота словно ища поддержки.
Путеец встал на вытоптанном пятачке перед открытыми дверями сарая и сунул руки в карманы брюк, вопросительно посматривая на приближающуюся девушку.
– Он был там, – указывая чуть левее дверей, сказала девушка.
– Понятно.
– Ты что, издеваешься? – нахмурив брови, тихо сказала она.
– Нет. Я этого не умею. Ну так видно или нет? – глядя внутрь сарая, еще раз спросил он.
Девушка отрицательно покачала головой, блеснув сомнением и оценкой в несколько растерянных глазах.
Путеец кивнул и, прикурив уже заготовленную трубку, осмотрел руины хозяйственных построек слева от сарая, вдруг обернулся и серьезно спросил:
– Какой он?
Девушка подняла горизонтально вытянутую ладонь на уровень пупа и дважды тряхнула ею.
– Примерно такого роста. Седой. Аккуратный. Одет как ямщики до революции, только без картуза и плаща. – вдруг девушка умолкла, всмотревшись в дверной проем сарая, тут же воскликнув, указывая в его центр. – Смотри!
На чистой от щепы и опилок чурке поперек вмятин от топора лежала маленькая тонкая дудочка, не больше пятнадцати сантиметров в длину.
Путеец улыбнулся и, шагнув вперед, взял ее в руку, осмотрел и предал девушке.
– Вот видишь, все в порядке. Ты не спятила, и поверья не врут. Красота. А еще, похоже, ты ему понравилась, – улыбнувшись, сообщил путеец.
Девушка с сомнением рассмотрела дудочку, развернула стороной, заточенной на манер мундштука, приложила ее к губам и однократно дунула, зажав пальцами несколько отверстий. В воздух вылился протяжный и на удивление чистый звук. Девушка только пожала плечами и убрала дудочку в карман, когда с вопросом уставилась на путейца.
– Подожди! – качнула указательным пальцем. – Значит ты всё так принимаешь?!
– В смысле? – повернувшись, уточнил он.
– Я имею в виду твои рассуждения, и это принятие на веру того, что я сказала. Даже не так. Ты во все так веришь, как поверил в мои слова?
– Ну в общем, да. Я это умею.
– А вдруг я тебя обманывала? Вдруг это просто способ привлечь дополнительное внимание? Или, может быть, я сама боюсь отсюда уйти, а подсознательно хочу этого и просто довожу тебя до того, что бы ты меня выгнал? Может такое быть?
– Нет. Кто умеет верить – того не обманешь.
– А кого обманешь? – с откровенно хитрым прищуром продолжала девушка.
– Того, кто не верит своим глазам. И доводит участок до того, что дворовые начинают являться, – уже с улыбкой добавил путеец, вытаскивая лестницу из-за сарая.
Прислонив лестницу к дощатому фронтону, зажал трубку в зубах и не спеша взобрался наверх. Отперев перекошенную узкую дверь, вытащил с чердака пару старых граблей, насаженных на косые, кое-где треснутые черенки, тут же передав их хитро улыбающейся девушке, неотступно следующей за ним. Усевшись
– Откуда предпочитаешь начать?
– Что?
– Убирать листву! По левую сторону тропинки или по правую?
Девушка, щурясь, рассмеялась:
– Это что – иллюзия выбора?
– Пусть будет так, – развел руками путеец, дыхнув густым облаком сизого дыма. – Но убираться все равно придется.
Спустя несколько часов, окончив уборку, зажгли груду собранной листвы единым костром. Девушка притащила из дома тулуп и бросила его на траву. Путеец надел свою потертую телогрейку, и оба растянулись рядом с костром, вороша его время от времени палкой.
Вдруг с дороги донесся разговор. Путеец быстро сходил в дом и, вернувшись, вручил девушке старенький черный платок в цветах, велев при этом повязать его максимально «по-дурацки», не объясняя, что это значит, а сам натянул на голову ушанку, явно меньшего чем нужно размера. Одно ухо шапки подогнул, а второе оставил задранным. Теперь, состроив гримасу умственно отсталого, наклонился к девушке и сказал:
– Любишь представления? – девушка кивнула. – Так смотри.
Девушка хихикнула, а он пошел встречать прохожих. К слову, это были такие же, железнодорожники, как и он сам, а если точнее, два путейца-ремонтника.
– Здравья вам! – громко прошепелявил он.
– И ты здравствуй. Ну как поживаешь, все ли хорошо? – спросил первый, со снисхождением.
– Хорошо, хорошо… Вот подметаем, убираем!
– Тоже дело, а ты гляжу, теперь не один живешь, женился что ли? – ухмыльнулся первый, переглянувшись со вторым.
– А чего мне? Парень я молодой, сила есть! – и замер, уперев кулаки в бока, выпятив грудь и выставив правую ногу вперед.
– А жена-то, красивая поди и умная? – уже с откровенной издевкой предположил второй, заглядывая за стену из кустов.
В этот момент девушка, сидевшая у костра спиной к беседующим, закатилась истеричным смехом не поворачивая головы, после чего пара ремонтников, сменив издевательские улыбки, торопливо тронулись с места, часто косясь в ее строну. Путеец помахал им полурасслабленной рукой и крикнул вслед:
– А то зашли бы! Супу поедим, суп-то у нас нынче знатный!
Но ремонтники только ускорили шаг, переговариваясь вполголоса:
– Раньше вроде получше был, а теперь совсем…
Путеец еще постоял у дороги, время от времени вскидывая ладонь, предпринимая такие же корявые взмахи, таким образом отвечая на периодические оглядки коллег. Дождавшись, когда они исчезли за рядами столбов, снял шапку и, вернувшись, уселся на край тулупа. Девушка, все это время сдерживающая смех, теперь громко расхохоталась, но на этот раз искренне. А путеец скупо улыбался, иногда повторяя гримасы, с которыми встречал коллег. Выждав время и слегка отдышавшись, девушка вытерла проступившую смешную слезу и, продолжая качать головой, сняла с головы платок и, вздохнув, спросила: