Безымянные боги
Шрифт:
— Не дотянешься. Зброю сними и на землю положи. Руки мои ты кровью измарал, но душу свою я тебе поганить не дам.
— Бей его!
Пока десятник с мятежным ратником говорили, остальные трое бросили возиться с мертвецами и обходили Пятоя, норовя окружить, и когда прозвучал крик, кинулись одновременно, с обнажённым оружием, но видно, недооценили обманчиво тяжёлого богатыря. Пятой рванулся в сторону, перехватывая руку ближайшего нападавшего, вывернул до хруста и тут же швырнул недавнего товарища на нож набегавшего врага, раненный захрипел, нож вошёл ему в живот. Ратник с ножом слегка замешкался, тут же получил
—Баташ, не лезь, иди своей дорогой. Не твой это бой.
— Поздно, брат, — ответил Баташ и одновременно прыгнул вперёд, замахиваясь мечом, коротко рявкнула сталь и две массивные фигуры вновь разошлись.
Ждан с Цветавой переглянулись.
— Сейчас, — шепнул десятник, и девушка согласно кивнула.
Ждан указал ей на Уйку, а сам ринулся по склону холма к плотно насевшему на Пятоя Баташу. Сначала он хотел надеть шапку-невидимку, но стыдно признаться, просто позабыл о ней. Зато не позабыл дубинку, прихваченную из разорённого лагеря и обмотанную тряпками. Надо по возможности, не убить предателей, а живыми взять, чтобы в тайном приказе из них всё, что можно вытащили. С мертвецов-то спроса нет.
[1] дурак
Глава 21
Он почти успел. Пятой неплохо держался, предпочитая закрытую стойку и выманивая противника на себя, но в какой-то момент запнулся о ветку, и Баташ, тут же сцепился с ним, скрестив мечи. За такое наставники в Хорони отбили бы обоим руки. Мечи не для того куются, чтобы ими друг о друга стучать, надо врага рубить, а не зазубрины на клинке зарабатывать, но чудь-предатель не желал убивать, он только связал противника захватом, а низкорослый десятник завершил дело, воткнув кинжал в бок Пятою. Колени у мятежного ратника подломились, и он бессильно повис на руках у Баташа. Чудь, конечно, крепче на рану, чем обычный человек, но локоть стали в боку не переживёт даже самый живучий из богатырей.
Ждан подбежал как раз в момент, когда Баташ опускал тело убитого товарища на землю. Изо всех сил шарахнул по затылку предателя, тот охнул и упал на четвереньки. Ждан ударил ещё раз, на этот раз окончательно выбив дух из врага, и развернулся к отскочившему с кинжалом в руке Уйке.
— Ты?! —глаза давнего соперника расширились от удивления, но больше ничего сказать он не успел.
В голову предателя что-то ударило с такой силой, что он рухнул как подкошенный. Ждан обернулся к бледной Цветаве, в руках девушка сжимала самодельную пращу, скрученную из платка Сияны, вроде тех, что делают дети, чтобы бить птиц. Камень из пращи чудом не проломил Уйке череп, не убил, но лишил чувств.
— Вяжи его! — крикнул Ждан, а сам кинулся к успевшему прийти в себя и пытающемуся встать Баташу.
С ходу врезал ногой под вздох, снова сбивая на землю и, не дав опомниться, скрутил руки за спиной. Цветава так же ловко связала бесчувственному Уйке руки и теперь опутывала ноги.
Управились они быстро, оттащили пленных к камню и осмотрели остальных. Убитых Уйкой татей осмотрели мельком, их уже успели обобрать, а вот троих дозорных Ждан обыскивал тщательнее. Пятой умер сразу, без мучений и агонии. Он лежал с широко
— Не вини себя, — словно прочитав его мысли, произнесла Цветава. — Если бы они друг друга не порешили, мы бы мало что смогли сделать.
Всё верно. В бою даже с пятью обученными ратниками у них не было никаких шансов. Может быть, помогла бы немного шапка банника, но разве что неожиданно напасть на одного, остальные бы сообразили, что творится. Даже отроков учат драться в полной темноте, ориентируясь только по звуку. Так что, ничего не попишешь, но боль и сожаление от этого меньше не становятся.
— А я ведь думал, что это он помог Лана и Томицу убить, — тихо произнёс Ждан, опуская веки товарищу. — Ошибся.
— Ты лучше сюда погляди!
В голосе девушки слышалась такая тревога, что Ждан одним прыжком оказался рядом, решив, что кто-то из пленников пытается освободиться, но оба связанных ратника лежали, как и прежде без движения, зато Цветава склонилась над одним из мертвецов.
— Что там?
— Вот тут. Под рубахой.
Ждан склонился над телом ратника, которому удар Пятоя, кажется, сломал шею, оттянул ткань рубахи в сторону и сразу же отскочил, мгновенно выхватив меч. Кожа мертвеца оказалась испещрена чёрным узором, который даже после смерти хозяина, почти неуловимо подрагивал, будто это и не татуировка была вовсе, а тень какого-то отвратительного кружева, сплетённого злобной ведьмой.
— Это ещё что такое?
— Похоже на тёмную волшбу.
— Не похоже, — покачала головой девушка. — От тёмных письмен да книг зловоние исходит, будто дым гнилостный, а тут… чувствую что-то, да не пойму, что… Помнишь, утром говорила, что хмарь на душе? Так вот, теперь эта хмарь в тучу грозовую превратилась.
От камня послышался смешок, десятник и девушка одновременно обернулись и увидели, что смеётся пришедший в себя Уйка.
— Надо же, — произнёс он, отсмеявшись, — орясина себе подругу нашёл, такую же дуболобую, как он сам.
Ждан, сжав кулаки, шагнул к пленнику, но Цветава успела ухватить его за руку.
— Подожди. Разве ты не видишь? Зачем-то надо ему тебя отвлечь.
— От чего?
Девушка только молча указала на трупы, которые, за то время пока они смотрели на пленённого десятники успели преобразиться — чудовищный узор на теле обоих убитых будто разросся, захватив теперь не только туловище, но и шею и медленно наползал дальше.
— Гляди! —вскрикнула Цветава.
Ждан, наконец понял, что напоминает ему этот узор — тень огромной многопалой лапы, которую неведомая сила слепила из острых костей, каких-то узловатых веток, верёвок, рыболовных сетей. Будто кто-то огромный, незримый и настолько жуткий, что даже солнце отказывалось его освещать, выпивал из мёртвой плоти всё, что только принадлежало этому миру. А вместе с плотью, корчась в непередаваемых муках, погибала и душа убитого. Ждан не мог сказать, откуда у него появилось это ощущение, но, судя по всему, что-то подобное чувствовала и Цветава, только Уйка всё так же продолжал хихикать.