Безымянные боги
Шрифт:
Когда он вернулся, княжна ещё не очнулась, так что пришлось тащить её наверх на руках. Пока они бродили по подземелью, солнце перевалило заполнодень. Баташ лежал там же, где его оставили, оклемавшийся Уйка подполз к камню и тщетно, но упорно пытался перетереть верёвки на руках. Когда он увидел поднимающегося по ступенькам Ждана с княжной на руках, то выпучил глаза так, словно проглотил живую лягушку и завыл что-то, пытаясь вытолкнуть палку-кляп изо рта.
Цветава снова распутала руки дозорному-чуди, и он вернул камень на место.
Устроив пленников в тени, не из-за жалости, а чтобы их не хватил удар на солнце, Ждан
— А если в Моховом соглядатай? — спросил Ждан.
— Наверняка. Только кому он теперь будет рассказывать о нас? Медведям?
— И то верно. Если успеем до крепости добраться, считай, наша взяла.
— Если сейчас выйдем, то к вечеру в деревне окажемся, купим припасов и в лесу заночуем, чтобы лишних вопросов не было.
Цветава согласно кивнула.
— Тогда я с пленными в лесу подожду, а ты в деревню сходишь.
— Почему?
— Сам подумай, девка в мужской одежде, да ещё в одиночку по дрогам разгуливает. Такое и не захочешь, а запомнишь.
— Твоя правда.
Разговор прервал стон княжны.
— Где я? — первым делом спросила дочка князя. — И почему лето вокруг, была же зима?
— Похитили тебя, княжна, — ответила Цветава. — Ты что помнишь?
— Похитили? — глаза княжны расширились, она побледнела. — Помню, зима была, катались на санях, весело было, помню замёрзла совсем, и в какой-то избе остановились, хозяйка меня яблочком угостила наливным. Больше не помню ничего.
— Ведьма тебя обманула, а холопам глаза отвела, — подал голос Ждан. — А чародеи в темницу заточили.
— А вы кто такие?
— Дозорные мы. Я из Хорони, отцу твоему служу, а Цветава из Вежи пришла.
— А почему мы в лесу?
Похоже, пребывание в плену даром для княжны не прошло. Ждан переглянулся с Цветавой и пошёл проведать пленников, а девушка захлопотала вокруг спасённой.
Княжна довольно долго приходила в себя: сначал не могла понять, что стряслось, потом рыдала от ужаса и запоздалого испуга, затем вспомнила о своём происхождении и ни в какую не хотела надевать сарафан. В итоге её удалось уговорить, но обнаружилось, что у них нетподходящей обувки, даже каких-нибудь завалящих лаптей. Пришлось снова что-то соображать под крики и плачь княжны. В итоге соорудили ей чуни-обмотки и одежды татей. Княжна снова плакал от отчаяния и уродства такой обуви, но поделать ничего не могла и срепя сердце согласилась идти так. Ждан, пока Ладослава капризничала, улучил момент, выкопал на дне оврага не шибко глубокую могилку и схоронил Пятоя. Костёр бы погребальный сложить, да мёду хмельного выпить, чтобы веселее было товарищу в другом мире, но нельзя сейчас задерживаться. Прежде чем опустить тело в могилу, десятник разыскал в подлеске молодую осинку, выстругал кол и, чувствуя как душат подкатившие внезапно слёзы, вколотил деревяшку прямо в грудь товарищу. Место тут нехорошее, да ещё и чародей нагрянуть может, но с таким гостинцем не получится поднять человека из могилы, будь ты хоть самим Чернояром.
Возвращаясь,
— А что эти люди сделали? — спросила она.
— Хотели тебя перепрятать, чтобы никто больше найти не смог, да нас погубить, — ответила Цветава.
Княжна судорожно всхлипнула, закрыв рот ладошкой, и больше вопросов, решила не задавать.
Они уже было совсем собрались идти, когда кусты на краю оврага затрещали и по склону тяжело скатилась бурая гора, за ней ещё одна, потом ещё и ещё… Четыре косматых тела перегородили путь и замерли, глядя на людей маленькими, полными злобы глазками. За спиной взвизгнула княжна, Ждан осторожно оглянулся: Цветава бледная как полотно, держала обмякшую Ладиславу, закрыв той рот ладонью, чуть в стороне тряслись пленные. Баташ зажмурил от страха глаза, под ним начала растекаться лужа, Уйка, напротив, глаза выпучил, побагровел, будто варёный рак, и дышал хрипло и часто. У самого Ждана сердце будто превратилось в таран и стучало в груди так, что казалось рёбра ходили ходуном.
— Здравствуй, Потап Косматьич, — произнёс он, предательски дрожащим голосом. — И вам поздорову, богатырские родичи.
Видно медведь-богатырь его не сразу узнал, потянул носом, наклонил лобастую голову и лишь тогда ответил:
— Не узнал тебя, побратим. Нашёл, что искал?
— Нашёл, — Ждан кивнул на Цветаву с княжной на руках.
— Так это у тебя теперь две медведихи? — удивился Потап.
— Пожалуй, что так.
— Силён, брат. Только селись там, где малинники побольше да река рыбная, а то обожрут они тебя.
— Спасибо за добрый совет. — поклонился Ждан. — Пора нам, Потап Косматьич, в дорогу.
— Погоди-ка, а это кто с тобой?
Лобастая голова повернулась к пленным, которые при этом замычали и забились ещё сильнее. Здоровенный медведь-свояк и мало чем уступающая ему подруга угрожающе зарычали, а медвежонок-подросток так и вовсе скакнул вперёд, оскалив немаленькие уже клыки, правда, он тут же получил лапой по морде и с обиженным рёвом вернулся на место.
— Пленных взяли, — ответил десятник. — Теперь вот ведём их судить.
— А мы их уже осудили, — рыкнул медведь-богатырь, и родичи вторили ему строенным рыком. — Оставляй-ка их тут, брат, и иди в свою берлогу. Тут наш закон.
Ждан почувствовал, как задрожали колени, это вызвало неожиданный прилив злости, он шагнул в сторону и, заслонив пленных, обнажил меч.
— Нет, — сказал он. — Ты сам сказал: «Бери в моём лесу, что хочешь». Малины не хочу, пленных хочу.
— Опоздал ты, побратим, — мотнул головой медведь. — Они нам должны теперь не только за лапу калечную, но и за племянничка моего.
— Отдай мне их. Я их сам прикончу, будет твоему племяннику месть, а мне выгода.
— Это месть не твоя лекарь-богатырь. Ты своё взял вот и иди с миром.
— Тогда биться давай, — заревел Ждан. — Хоть с оружием, хоть без!
Медведь даже охнул от радости, но его опередил свояк, отодвинув в сторону малорослого родича, он шагнул вперёд и, насупившись, рыкнул: