Безымянные боги

Жеребилов Иван

Пить он решил в кабаке, который стоял в самом дальнем конце окольного города, подальше от детинца там, где меньше всего вероятность встретить кого-то знакомого. Идти пришлось узкими улочками, сворачивая в переулки между домами. Сначала дома шли вполне приличные — крепкие пятистенки с тынами и устроенными подворьями, но чем дальше он шёл, тем беднее и дряхлее становились постройки. Эту часть окольного города строили ещё когда сама крепость только-только была поставлена. Нечисть тогда шла сплошной волной и не всегда стена могла орду дивов или волкодлаков остановить, а уж о крылатых бесах и говорить нечего. Посад, коим тогда был окольный

город, горел по нескольку раз в год и избушки тут ставили всё больше слепленные из чего попало. Когда появился самосветный камень и прекратились бесконечные вурдалачьи набеги, посад разросся, обзавёлся палисадом и окреп, но эта часть, с ветхими покосившимися хатками, серыми плетнями, слепленными из хлама избёнками сохранилась, став пристанищем самой бедной части крепости, а также воров, менял, мошенников, без которых не может обойтись ни одно поселение, даже на границе Тьмы.

Кабак, неожиданно добротный и просторный для этой части крепости притулился почти к самому палисаду и был открыт дни и ночи напролёт. Ждан почти дошёл до него, когда перед ним будто из-под земли вырос потрёпанного вида рыжий парень, весь какой-то пыльный, помятый и провонявший потом так, будто не мылся с самого рождения и, обнажив в улыбке неожиданно хорошие зубы, произнёс:

— Добрый человек, вижу я, что ты сегодня богат. Помоги страннику. Хлебной крошки во рту не было уже два дня.

— Пошёл прочь, — Ждан был совершенно не в настроении раздавать деньги проходимцам.

— Зря ты так, — покачал головой парень. — Я по всему Великосветью хожу-брожу. Может, и тебе рассказал бы что интересное. Хоть кружкой мёда угости.

— Я тебя сейчас угощу! — разозлился Ждан, сжав кулаки, надвинулся на рыжего, но заметил, что бродяга стрельнул взглядом за спину.

— Ах ты…

Ждан попытался отскочить в сторону, закрывшись от возможного удара, но затылок взорвался болью, мир заволокло багровыми сполохами, и бывший десятник рухнул в черноту.

Глава 24

— А это точно он?

— Точно-точно. Я за ним от самого посада шёл. Здоровенный, как лось.

— Лось поменьше будет.

— А ты его, часом, не убил?

— Ещё чего. Он даже уже очнулся, вон, лежит, прислушивается.

Второй раз за день у него было ощущение, что по голове ударили кузнечным молотом. Но теперь это ощущение дополнялось жуткой болью в голове, спутанными мыслями и омерзительным привкусом во рту. Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что руки и ноги крепко стянуты верёвками, а во рту торчит кляп, похоже, из его же собственных портянок, потому как сапоги с него стянули, оставив босым.

Он кое-как повернул голову и уставился на две пары ног в запылённых стоптанных сапогах. Заметил, что у одного стоящего на сапоге уже совсем истёрлась дратва и скоро отвалится подошва, а другой, похоже, таскал в голенище нож, отчего голенище самую малость топорщилось. Выше сапог начинались одинаковые подшитые кожей грубые штаны, а больше ничего разглядеть не удалось.

— О! — подал голос обладатель худого сапога. — Я же говорил, что

очнулся!

— «Говорил-говорил», — передразнил его человек с ножом. — Надо было слабее бить, тогда бы и ждать так долго не пришлось.

— Ну, перестарался немного, — смущённо протянул первый. — Кто ж знал, что он такой нежный?

— Давай-ка перевернём его на спину.

— Лучше тогда посадить, чтобы не нагибаться над ним.

— И то дело.

Его ухватили две пары рук и пыхтя усадили, оперев спиной на дощатую стену какого-то сарая, примыкавшего к грязной глухой улочке. Приняв мало-мальски удобное положение, Ждан наконец-то, смог разглядеть тех, кто его схватил.

Их было двое совершенно бандитского вида мужиков. Один старый знакомец Ждана — рыжий, жилистый с лисьим прищуром парень, это он таскал в голенище нож. Второй был значительно старше возрастом крепкий, хоть и сильно исхудавший, с глубоко посаженными глазами и чёрными волосами, тронутыми сединой. Оба татя смотрели на пленника с настороженностью и интересом, как смотрят на ядовитую, но уже здорово придавленную сапогом змею.

— Ты, что ли, Ждан? — спросил черноволосый и, дождавшись кивка, продолжил: — Сейчас я выну кляп, а ты если попробуешь заорать, получишь ногой под вздох. Понял?

Новый кивок и вот заскорузлые пальцы выдёргивают зловонный кляп изо рта. Ждан закашлялся. Попытался сплюнуть отвратительный вкус, но в рот будто песка сыпанули.

— Попить ему дай, — подсказал рыжий. — А то так и будет перхать до самого заката.

— Учи учёного, — огрызнулся второй, и в губы ждану упёрлось горлышко фляги.

Он успел сделать пару глотков, пока тать не решил, что хватит, но и этого хватило: горло перестало саднить, мерзкий привкус портянок стал чуть слабее.

— Вы… кто? — просипел Ждан.

— Вот! — обрадовался рыжий. — Сразу видно неглупого человека. Правильные вопросы задаёт.

— Это мы ещё посмотрим, — откликнулся седой.

— Убивать меня пришли? Так чего сразу не прикончили?

— Убивать? — озадачился рыжий. — А зачем нам тебя убивать?

— Вам виднее.

— Нет, дружок, ты нас с кем-то перепутал, — седой присел на корточки рядом с Жданом и в упор посмотрел на него. — Если бы мы тебя убить хотели, ты бы так долго не разговаривал.

— Значит выпытывать что-то будете? Кто вас подослал? Уйка или этот… которого никто не видел?

— Насчёт его ума беру свои слова обратно. Если его не заткнуть, он нам всё сам выболтает.

Рыжий скорбно покачал головой, а седой усмехнулся в ответ.

— Не знаю, о ком ты говоришь, парень, но мы тебе привет привезли от волхва Твёрда.

Третий удар молотом, в общем, оказался уже не таким болезненным, как первые два, но Ждан уставился на своих пленителей, выпучив глаза.