Безымянные боги
Шрифт:
Не успели разобраться с подлинностью княжны, как в караульную прибежал перекошенный от ярости сотник Военег. За ним тоже послали, как только выяснили, что что оставшиеся четверо — дозорные. Удивительно, но особо лютовать сотник не стал, наоборот, прояснил, что произошло. К тому времени Ждан вытащил кляп изо рта Баташа и заставил его пересказать историю отравления десятка следопытов из Вежи. Уйка сначала ничего говорить не хотел, но когда увидел багрового от ярости сотника, запел, как соловей, выложив даже то, чего не рассказывал Ждану. Обоих увели в поруб, хотели следом утащить и Цветаву, но заметившая это княжна
Потом их снова допрашивали уже не стражники, а какие-то люди с княжьего двора. Ждан догадался, что это представители тайного приказа. Этих больше интересовало, откуда Ждан узнал, где прячут княжну. Пришлось врать о том, что о ведьме он, как и Томица с Ланом узнали в том самом дозоре, когда их чуть не убили. Мол, когда вернулся в крепость, они втроём решили найти княжну, но подельники ведьмы оказались хитрее, чем они думали, товарищей убили, но, когда Ждан схватился с убийцами Лана, главарь ватаги рассказал ему о схроне в Волотовом лесу. Пришлось приврать о том, что опоённую дурманом Ладиславу держали в лагере у скалы, но после нападения зверей, перетащили в овраг с камнем, где её и удалось отбить. Вроде бы и складно вышло, но у него создалось впечатление, что государевы люди ему не поверили.
О том, что их с Цветавой ответы не сойдутся, Ждан не беспокоился, они ещё когда шли к Волотову лесу, условились, что будут говорить, а потом ещё раз уговорились, когда уже с княжной обратно шли. А как же по-другому было? Надо же как-то объяснять, почему он сказал, что пойдёт в одно место, а пошёл в другое, да ещё в компании девицы, которую стража искала. И уж точно не стоит рассказывать о том, как пробрался ночью в княжеские палаты и устроил там пожар.
Ждан думал, что после разговора с государевыми людьми всё закончится, но не тут-то было. Стоило только свите князя, сотнику и остальным покинуть караулку, как туда заявился волхв Явор Всеславич собственной персоной. Как оказалось, когда перетрясали их вещи, в мешке Ждана нашли взятую из подземелья. Послали за одним из волхвов дозорной сотни, которые занимались всеми колдовскими книгами, а он, только взглянув на обложку, приказал позвать верховного волхва.
Всё пошло по новой: где взял? Как узнал? Почему принёс? Что прочитал? Вопросы посыпались как горох из мешка. Но тут Ждану и врать почти не пришлось. Нашёл рядом с княжной. Взял потому, что хотел волхвам показать уж больно странные буквы. Прочитать не смог, да и не нужно ему, скорее уж по привычке любую колдовскую писанину, найденную в дозоре волхву, нести.
— Ты хоть знаешь, что за «писанину» ты в крепость притащил? — глядя на него в упор, спросил Явор.
— И знать не желаю, — пожал плечами десятник. — Подумал, что неспроста возле княжны эта книга лежала, вот и прихватил.
— А я тебе скажу: это «Ска’йот’алгту» или «Летопись Безымянных». Во всех светлых землях эта книга запрещена под страхом смерти.
«Опять Безымянные» — досадливо подумал Ждан, а вслух сказал:
— Думаете, я прятал у себя запрещённую книгу? Зачем она мне? Я даже прочитать её не смогу.
— Конечно, не сможешь, — проворчал Явор. — Это язык
— Это же где-то на востоке?
— На границе с Гнилыми горами было. Теперь уже нет.
— Значит, это дело рук слуг Чернояра?
— Мальчишка! Ты хоть понимаешь, во что вы влезли?! Понимаешь, что будет, если Государь узнает, что волхвы проморгали целую ватагу поклонников Безымянных богов?
— Прости, отче, у меня ума не хватает всё это понять. У десятника Уйки спросите об этом. Он едва в падучей не помер, когда об этих ваших безымянных кричал и хвастал, что три поколения его семьи во всё это верит.
Явор побледнел и пробормотал:
— Спросим-спросим.
— Мне теперь что делать?
— Не высовываться. Дальше уже не твоего полёта дела начинаются.
— Я бы только рад, только…
— Уйка говорил, что в крепости ещё кто-то есть, кто этим Безымянным поклоняется.
— Найдём. Я лично этим займусь, а книгу заберу. Не хватало ещё, чтобы кто-то из-за неё ещё лиха хлебнул.
Когда волхв ушёл, Ждан, наконец, смог перевести дух. Вернувшийся начальник караула приказал ему выметаться, пока цел. Спорить не было никакого желания, поэтому он вышел из караулки и сразу же нос к носу столкнулся с сотником, беседовавшим с Цветавой. При виде десятника лицо Военега вновь перекосилось от злости.
— Значит, в Пригорье сходил? — спросил он зловеще — спокойным голосом. — Товаров прикупить к зиме, значит?
— Не мог я иначе сказать, господин сотник, — набычился Ждан. — Узнал, что Уйка по подложной бумаге с десятком ушёл и сразу кинулся следом.
— Кинулся он…
Сотник даже запнулся от такой наглости.
— Ты хоть понимаешь, немысел, что чуть голову из-за своей дури не сложил? И мало что свою, так ещё и девку за собой потащил.
— Она не девка, а дозорный.
— Молчать, когда старшие говорят! С Уйкой мы разберёмся и с людьми его…
— Только Пятоя с ними не ровняйте.
— Это с чего ещё?
— Он единственный, кто Уйке слово поперёк сказал. Беззащитных отказался добивать и умер в бою, один против четверых. Мы ему помочь не успели.
— Помочь… Таких бы помощничков за ухо да нужники чистить! Спасибо хоть свои головы на плечах сохранили.
— Что теперь будет, господин сотник?
— А не знаю, — развёл руками Военег. — Раньше надо было думать, когда товарищам и командиру врал и от службы увиливал, но это пусть сам князь-воевода решает, как тебе дальше быть. Я бы палками по спине тебя отходил.
— Мы же как лучше хотели, господин сотник, — подала голос Цветава.