Беззвучная нота
Шрифт:
— Зейн, — шепчет она, проводя руками по моей груди.
Я ловлю одну из ее рук и целую ее.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что поняла, тигренок. Ты для меня — все. Я сделаю все, что ты мне скажешь. Я пойду куда угодно, куда ты меня пошлешь. Я сожгу весь мир ради тебя, если ты только прикажешь. — Она отводит взгляд. Я крепко сжимаю ее подбородок и поворачиваю ее лицо к себе. — Ты мне не веришь?
Она не отвечает.
— Скажи это, — рычу я.
Ее дыхание сбивается, она вдавливает свои мягкие руки
Подняв голову, присасывается к моим губам. Мои инстинкты срабатывают, и я раздвигаю ее рот, скользя языком по губам и чувствуя, как жар желания проносится по моим венам. Это похоже на ад. Как будто мы постелили постель в недрах вулкана.
Черт, она будет моей смертью.
Собрав все силы, я отрываю свои губы от ее губ.
— Тигренок.
Она скользит руками по моей спине и обхватывает шею. Позволив своей сочной нижней губе прикоснуться к моей, она вздыхает:
— Да?
Мое тело содрогается от ее мягкого, знойного тона.
Все, чего я хочу, — это погрузиться в нее, но сейчас это битва воль. И я ненавижу проигрывать.
Не торопясь, просовываю руку под ее рубашку и нащупываю то место, которое, как знаю, заставит ее ахать. Когда она издает этот любимый мною хнык, весь мой мир опрокидывается набок, а тело требует, чтобы я взял ее немедленно.
Я издаю рык, от которого она вздрагивает.
Замедлив ласки, смотрю ей в глаза.
— Скажи. Эти. Слова.
— Я…я не могу.
Она впивается пальцами в мою шею.
Грубо задираю ее рубашку и втягиваю ее сосок в рот. Затем расстегиваю молнию на ее брюках и стягиваю их к лодыжкам. Скользя руками по ее бедрам, я требую:
— Почему бы и нет? — Она хнычет, когда я натираю круги на ее дрожащей коже. — Грейс.
Она касается моей руки и с обещанием смотрит мне в глаза.
— Потому что они слишком односторонние. — Она смотрит на меня одновременно смело и испуганно. Решительно и настойчиво. — Я пойду туда, куда ты идешь. Я буду делать то, что делаешь ты. Если мир должен сгореть, мы сожжем его вместе.
Я останавливаюсь и смотрю на нее.
Она смотрит на меня, морщинка углубляется между бровями.
— Я тоже сожгу мир ради тебя, Зейн. Вот что я решила.
Эта женщина полностью подчинила меня своим чарам, и я не могу сдержаться, когда падаю в нее. Наша одежда разлетается, хлопая в воздухе, как стаи птиц, улетающих домой на ночь.
Я бросаю ее туфли и слышу, как одна из них грохочет о гору. Но Грейс не оплакивает эту потерю, потому что ее стоны удовольствия вскоре сами летят с края обрыва.
Ногти впиваются в мою кожу, побуждая меня двигаться дальше. Затем ее пальцы перебирают волосы на моей шее, вызывая у меня глубокий, гравийный стон благодарности.
Мы такие разные, она и я.
Даже в том, как мы сталкиваемся.
Прикосновения
Мои разрушают.
Ее язык танцует.
Мой — грабит.
И все же мы так идеально подходим друг другу, как будто созданы друг для друга.
Вокруг нас растут длинные тени. Там, где был свет, теперь глубокая, всепоглощающая ночь. Над головой мерцают звезды, а над просторами долины раскинулось черное небо.
По мере того как тени сменяют друг друга, я открываю для себя совершенно новый мир во тьме, которую оставил свет.
Тело Грейс мурлычет для меня, восприимчивое к каждому движению моего языка, каждому движению моих пальцев, каждому нажатию моих зубов.
Она декадентская, роскошный оазис, который раскрывается слой за слоем.
Я не тороплюсь.
Не нужно торопиться.
И все же она умоляет, бьет бедрами, отвечает на каждый толчок.
Она быстро оказывается на грани, и я удерживаю ее, заново знакомясь со всеми ее идеальными, чувствительными точками, пока не решаю, что с нее хватит пыток.
Покрытая потом и дрожащая, Грейс выкрикивает мое имя, пока небо, облака и бесплодный песок не узнают, кому она принадлежит.
И я не останавливаюсь.
Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.
Вбиваю это в нее каждым поцелуем, каждым прикосновением, каждым зажигательным импульсом.
— Я люблю тебя, — говорю я, мой голос густ от желания, когда я чувствую, как она извивается.
Она рычит что-то, что, я уверен, означает то же самое, и тогда я целую ее, пробуя на вкус ее освобождение и ныряя вместе с ней под потоки.
Ветер, шумящий в деревьях, аплодирует.
Луна — наш прожектор.
Запрещено или нет, но наши судьбы написаны на звездах.
Грейс Элизабет Джеймисон отныне и навсегда моя.
ГЛАВА 58
Грейс
Я поднимаю бедра, когда он говорит мне.
Я раскрываюсь шире, когда он побуждает меня.
Я беру больше, когда он заполняет меня.
И через все это я понимаю, что все еще не могу найти конец своей любви к нему.
Это то место, где мне суждено быть. Правильно это или нет, но я живу в мире, где могу любить и быть любимой.
Это волшебство. Чистое волшебство.
Зейн крепче обхватывает руками мои бедра. Наши прошлые встречи не подготовили меня к этому. Его запястье уже зажило, и то, что он мог сделать с моим телом одной рукой, было лишь вкусом того, что он может сделать двумя.
Он раздвигает мои ноги еще больше. От великолепного движения его языка по моей коже распространяется пламя, как лесной пожар.
Мои пальцы крепче впиваются в горный песок. Когда я поднимаю грязные руки, чтобы покопаться в его волосах, мои ладони грязные — песок смешался с моим потом.