Библия. Биография книги
Шрифт:
Глава VII
Sola Scriptura
В начале шестнадцатого столетия в Европе шёл сложный процесс, который навсегда изменил мировосприятие западного человека. Множество изобретений и новшеств появлялись одновременно во многих различных областях. Ни одно из них в то время не казалось важным и судьбоносным, но их общий эффект впоследствии оказалось решающим. Испанцы и португальцы открыли новые земли, астрономы исследовали небеса, новые технические возможности давали европейцам большую власть над природой, чем когда-либо прежде. Практический, научный дух мало-помалу начинал разрушать средневековую восприимчивость. Несколько катастроф подряд вселили в души людей чувство беспомощности и тревоги. В течение четырнадцатого и пятнадцатого веков Чёрная смерть унесла треть населения Европы; в 1453 г. Оттоманская империя завоевала христианскую Византию; скандалы, связанные с авиньонским пленением Пап и Великой Схизмой, когда сразу три понтифика претендовали на престол святого Петра, оттолкнули многих от господствующей Церкви. Вскоре люди сочтут, что невозможно оставаться
На Западе зарождалась цивилизация, подобной которой не было за всю мировую историю, но на пороге этой новой эры многие испытали желание вернуться ad fontes, «к истокам» своей культуры, к классическому миру Греции и Рима, а также к раннему христианству. Философы и гуманисты эпохи Возрождения критично относились к средневековой религиозности, в особенности к схоластическому богословию, которое они находили слишком сухим и абстрактным, и хотели вернуться назад, к Библии и к учению отцов церкви [434] . Христианство, считали они, должно быть переживанием каждого человека, а не набором доктрин. Гуманисты также впитали и научный дух эпохи и начали изучать библейский текст более объективно. Ренессанс обычно помнят за то, что он заново открыл язычество классической Греции и Рима, но его также отличал значительный интерес к Библии, обусловленный отчасти увлечением древнегреческим языком. Гуманисты начали читать Павла, как и Гомера, на языке оригинала, и этот опыт оказался потрясающим.
434
Jerry S. Bentley, The Humanists and Holy writ; New Testament Scholarship in Renaissance, Princeton, 1983; Debora Kuller Shuger, The Renaissance Bible, Scholarship, Sacrifice, Subjectivity, Berkeley, Los Angeles and London, 2004; Jaroslav Pelikan, Whose Bible Is It? A History of Through the Ages, New York, 2005, pp. 112-128; William J. Bouwsma, «The Spirituality of Renaissance Humanism», in Jill Raitt (ed.) with Berard McGinn and John Meyendorff, Christian Spirituality: High Middle Ages and Reformation, London, 1988; James D. Tracy, «Ad Fontes, The Humanist Understanding of Scripture», in Raitt (ed.) Christian Spirituality.
В Средние века лишь немногие люди Западной Европы знали греческий язык, но в пятнадцатом веке, во время войны с Оттоманской империей, ситуация изменилась, когда в Европу хлынул поток беженцев из Византии, которые нередко становились учителями. В 1519 г. голландский гуманист Дезидерий Эразм (Эразм Роттердамский) (1466–1536) опубликовал греческий текст Нового Завета, переведённый им самим на изысканную цицероновскую латынь, заметно отличавшуюся от языка Вульгаты. Гуманисты превыше всего ценили стиль и риторику. Они также были обеспокоены ошибками, накопившимися в тексте за несколько столетий, и хотели освободить Библию от посторонних добавлений и от багажа прошлого.
Огромное значение имел тот факт, что изобретение печатного пресса позволило Эразму опубликовать свой перевод. Любой, кто знал греческий, теперь мог немедленно прочитать Евангелие в оригинале. Другие учёные могли скорее, чем когда-либо прежде, ознакомиться с переводом и предложить свои поправки. Эразм воспользовался их предложениями, и вышло ещё несколько изданий его перевода Нового Завета. На него в значительной мере повлиял итальянский гуманист Лоренцо Валла (1405–1457), который составил антологию важнейших отрывков Нового Завета, приводимых в качестве доказательства доктрины Церкви. При этом он поместил текст Вульгаты параллельно с оригинальным греческим текстом, указывая, что эти тексты не всегда «доказывают» то, что они должны доказывать, так как перевод Вульгаты весьма неточен. «Collatio» (Примечания) Валлы вышли только в рукописи; Эразм же напечатал их, и книга немедленно получила гораздо более широкую аудиторию.
Отныне хорошим тоном считалось читать Библию на языке оригинала, и это научное требование вызвало более непредвзятое и более историчное отношение к библейской древности. До сих пор экзегеты рассматривали Библию как единое произведение, а не как собрание различных книг. В действительности они могли никогда не видеть все писания собранными в одном томе, однако привычка связывать разрозненные тексты воедино заставляла их преуменьшать различия взглядов и эпох. Теперь же гуманисты начали изучать библейских авторов как отдельных личностей, отмечая свойственные каждому таланты и особенности стиля. В особенности их привлекал апостол Павел, чей стиль приобрёл новую непосредственность в оригинале, на греческом койне. Его страстное стремление к спасению души казалось целебным противоядием от рационализма схоластиков. В отличие от современных гуманистов, учёные Возрождения не были скептически настроены по отношению к религии и становились пылкими последователями Павла.
В особенности они подчёркивали острое чувство греха, свойственное Павлу. В периоды тяжёлых социальных перемен зачастую возникают тревожные настроения. Люди чувствуют себя потерянными и беспомощными; живя в гуще событий, они не понимают, в каком направлении следует их общество, но бессвязно, стихийным образом ощущают его подспудное преобразование. Несмотря на захватывающие достижения начала шестнадцатого века, нужда и бедствия были широко распространённым явлением. Протестантские реформаторы Ульрих Цвингли (1484–1531) и Жан Кальвин (1509–1564) оба страдали от острого чувства несостоятельности и бессилия, прежде чем пришли к новому религиозному решению. Католический реформатор
435
Charles Trinkaus, The Poet and Philosopher, Petrarch and the Formation of Renaissance Consciousness, New Haven, 1977, p. 87.
И всё же мало кто переживал тоску и тревогу, свойственные веку, более болезненно, чем молодой монах из августинского монастыря в Эрфурте, в Германии:
Хотя и жил я безупречной жизнью монаха, но чувствовал, что грешен и совесть моя пред Господом нечиста. Я не верил, что угодил Ему своими делами. Слишком далёк от любящего тот праведный Бог, Который карает грешников, — я уже питал к Нему отвращение. /…/ Совесть моя не приносила мне уверенности, и я всегда сомневался и говорил себе: «Не так ты всё делаешь. Мало в тебе покаяния, и многое ты замалчиваешь в исповедях» [436] .
436
Цит. по: Alastair McGrath, Reformation Thought, An Introduction, Oxford and New York, 1988, p. 73.
Мартин Лютер (1483–1546) обучался схоластической философии Уильяма Оккама (ок. 1287–1347), убеждавшего христиан пытаться заслужить Божью благодать своими добрыми поступками [437] . Но Лютер был жертвой мучительной депрессии и никакими обычными богоугодными поступками не мог унять терзавший его ужас перед смертью [438] . Чтобы избавиться от своих страхов, он исступлённо погрузился в реформаторскую деятельность. Более всего его возмущала папская политика продажи индульгенций, целью которой было набить сундуки Церкви.
437
Marc Leinhard, «Luther and the Beginnings of the Reformation» in Raitt (ed.), Christian Spirituality, p. 269.
438
Richard Marius, Martin Luther: The Christian between God and Death, Cambridge, Mass., and London, 1999, pp. 73-74, 213-215; 486-487.
Лютер смог совладать со своим экзистенциальным отчаянием при помощи экзегезы. Увидев полное издание Библии, он был поражён тем, что в ней содержится гораздо больше писаний, чем он себе представлял [439] . Ему показалось, что он видит её впервые [440] . Лютер стал профессором теологии и философии в Виттенбергском университете, и во время лекций о Псалтыри и о Посланиях апостола Павла к римлянам и к галатам (1513–1518) он испытал духовный прорыв, позволивший ему освободиться из тюрьмы оккамовского богословия [441] .
439
G. R. Evans, The Language and Logic of the Bible: Reformation, Cambridge, 1985, p. 8.
440
Ibid., p. 100.
441
David W. Kling, The Bible in history: How the Texts Have Shaped the Times, Oxford and New York, 1994, pp. 120-149.
Поначалу лекции, посвящённые Псалтыри, шли своим чередом: Лютер толковал текст стих за стихом, разъясняя по очереди все четыре смысла. Далее же начинались изменения. Во-первых, Лютер попросил университетского печатника Иоганна Гутенберга отпечатать для него Псалтырь по особому заказу, с широкими полями и интервалами для его собственных примечаний. Лютер, так сказать, очистил страницы священной книги, стёр традиционные комментарии, чтобы начать всё заново. Во-вторых, он ввёл абсолютно новое определение буквального смысла Писания. Под «буквальным» он понимал не первоначальный замысел автора, а «христосологический». «Во всём Писании, — утверждал Лютер, — нет ничего, кроме Христа, выраженного либо в простых словах, либо в сложных» [442] . «Уберите Христа из Писаний, — писал он в другой раз, — и что же вы там найдёте?» [443]
442
Philip S. Watson, Let God be God! An Interpretation of the Theology of Martin Luther, Philadelphia, 1947, p. 149.
443
Martin Luther, Luther’s Works (LW), 55 vols, edited by Jaroslav Pelikan and Helmut Lehmann, Philadelphia and St. Louis, 1955–1986, vol. 33, p. 26.