Бич Божий
Шрифт:
Несмеяна зыркнула на супруга: тот смотрел на дочь Остромира недвусмысленным взором. Сердце заныло от ревности.
Ключницей во дворце была Жива — добрая толстуха неопределённого возраста. Говорила она без умолку, княжича водя по покоям. Вслед за ними двигался Асмуд, шевелил кустистыми своими бровями, изучал, в порядке ли одрина, помещение для занятий, туалетная комната с горшком.
— Это клеть господина наставника, — продолжала ключница, открывая двери. — Светлая, красивая. Простыни заморского полотна. Подшивала собственноручно. Коли будет холодно, то имеется одеялко — шерстяное, варяжское. Свечи сальные
— Сколько лет тебе, Жива? — обратился учитель к ней.
— Сколько есть — все мои, — прыснула она.
— Замужем? Одна?
— Одинокие мы: проживали с сестрицей, одинокой тоже, но она преставилась прошлой осенью. Весь дворец на мне оказался. Ничего, справляемся.
— Квас имеется в погребе?
— Как же, как же: из смородины, из ревеня, из морошки, из клюквы и из яблок тож. Оченно вкусные, пробу сама снимала.
— Распорядись, пожалуйста, пусть принесут из яблок.
Через день пошли прогуляться: княжич, Добрыня и Богомил под охраной нескольких дружинников. Осмотрели Гончарный конец — мастерские с глиняной утварью по дворам; по мосту через Волхов перешли, обогнули Плотницкий конец, Вечевую площадь. Из домов выбегали люди — все хотели видеть маленького князя, шапки с голов снимали, кланялись приветливо. Те, что побойчее, обращались к Богомилу с вопросами. Дескать, как же теперь окажется: если правит князь — не отменят ли вече? Волхв разъяснял: князь — блюститель порядка и согласия между общинами, он судья и военный командир вместе с тысяцким и посадником. Но верховная власть остаётся за вече, в ведении которого — и война, и мир, и размеры податей. Вече главнее князя: может его сместить. Князь на вече присутствует, но голосовать не имеет права... Люди кланялись удовлетворённо: новгородская вольница им была дороже всего.
Подошли к дому Соловья: толстые ворота тесовые и высокий забор. На крыльце встретила жена Доброгнева, дочь Божена и сын Божата. Дочке было года четыре, и она смотрела набычившись, нижнюю надув губку.
— Познакомься, княже, — наклонился к Владимиру Богомил, — это сын мой, Божата. Старше тебя на лето. Он толковый мальчик. Будет хорошо, если вы подружитесь.
Сын кудесника выглядел серьёзным. Волосы льняные, чуть заметные брови, белые ресницы — походил на росток, выросший без солнца. Вместе с тем Божата не казался болезненным — он вполне соответствовал нормам развития мальчика в девять лет.
— Здравствуй, — сказал Владимир. — Ты в затрикий умеешь играть?
— Нет, — ответил Божата. — Это как?
— Интересно очень. На доске в клеточку, — фигурки. Пешки, конь, ладья, король, королева... В гости приходи — научу.
Доброгнева угостила обедом: вкусной наваристой ухой — из ершей, окуней и щук, сочным и острым жарким из лосятины, сладкой кашей из толокна, пирогами с черникой. После трапезы мальчики пошли в комнату Божаты — посмотреть на его гербарий, а мужчины, оставшись в горнице, стали за кубком пива разбирать политические вопросы. В частности, грядущее вече, где Добрыню предстояло избрать посадником, а Владимира утвердить наместником киевского князя.
— Большинство — за нас, — говорил кудесник, — и сторонников Угоняя тоже можно переманить. Обещать
— Да неужто это может иметь значение? — удивился Добрыня.
— Безусловно. Мы хоть и Новый город, но за старину держимся вовсю. Церковь не так давно разрушили православную, а попа утопили в Волхове. Даже идол Перуна мне не дали поставить: только Род, и всё. Чуть не забросали каменьями.
— Да, Святая Русь... — Пива отхлебнул воевода. — А княгиня Ольга о христианстве ещё мечтает. Тут с Перуном не разобраться — а она о христианстве!
Богомил ответил:
— Я читал христианские книги. Много в них достойного, но — не наше, не русское. Каждый народ собственную душу имеет. Русская душа не примет Христа.
— Да, и мне наши боги ближе, — подтвердил брат Малуши.
Не дремала и оппозиция. В доме Угоняя заседали его друзья, обсуждали тактику на вече.
— Он с ума сошёл, этот волхв! — рокотал Порей, староста Плотницкого конца. — Мало того, что напустил киевлян, так ещё и согласился сосунка взять наместником! Неужели Новгород это стерпит?
— Сосунка — это полбеды, — вторил Угоняй, мрачный и озлобленный. — Так ещё и сына холопки Пусть отпущенной — всё равно! И Добрыня — отпущенный холоп. Он у Святослава служил в конюшне! А теперь хочет стать посадником. Ну не наглость ли?
Все товарищи его поддержали. Киев беззастенчиво унижает Новгород. Утверждать Владимира, избирать Добрыню — честные новгородцы выступят резко против.
— Ну а если вече это решение примет, — рявкнул Угоняй, — мы тогда задействуем силу. Роду Нискиничей Новгородом не править! — и ударил кулаком по столешнице.
И друзья одобрительно загудели. Но решение веча было принято. Тезис о холопстве должной реакции у новгородцев не возымел.
— Не шуми, Угоняй, — оборвал его Рог. — Ты прекрасно знаешь, что по крови они — князья. Да, Свенельд обращал их в рабство. Но военное поражение никому не заказано. Род Нискиничей — древний род. И Добрыня доказал своё мужество в битвах Святослава.
Голоса распределились: за Владимира и Добрыню — 23, а за их противников —11. Соловей одержал внушительную победу.
Между тем юный князь с удовольствием общался с Божатой. Научил его играть в шахматы-«затрикий», показал сделанные из бронзы маленькие фигурки византийских воинов: лучников и конников, со щитами, саблями — и другие свои игрушки. И уговорил Богомила, чтобы тот разрешил Божате заниматься с ним у Асмуда математикой, грамотой и другими науками. Волхв, разумеется, согласился.
— Хочешь, выйдем на речку погулять? — предложил как-то раз Божата.
— Не получится, — ответил Владимир. — Без охранников меня из дворца не выпустят.
— Никому не скажем.
— Всё равно увидят.
— Мы тайком. Знаю потайной ход. Мы с ребятами раньше часто лазили, до приезда вашего. Интересно было: Рюриков дворец поглядеть!
— Ну а если хватятся?
— Мы совсем недолго. Глазом не моргнут — а мы уже дома, — и они побежали. Между брёвен протиснулись, встав на четвереньки, вылезли наружу, спрятались в кустах. Но погони не было. Мальчики тогда медленно пошли вдоль реки.