Бич Божий
Шрифт:
— Не бывать Верхославе невесткой Угоняя! Я костьми лягу между ними. Жизни всех лишу — и её, и себя, и Лобана, но паскудство это порушу. С места не сойти! Разрази меня гром! — и как был, в вышитой у горла рубахе, без кафтана и шапки, под весенним дождиком побежал ко дворцу Остромира.
Верхослава вышла степенная — без кокошника, но в платке, с бусами из жемчуга, ласково бегущими по груди и по шее. Одарила вопросительным взглядом. И спросила, слегка растягивая слова, в обычной своей манере:
— Не пожар ли в доме, Добрыня Малович? Прибежал в самый дождь, нет лица на тебе...
Тот
— Да какое ж лицо, коли ты выйдешь за Лобана?
Женщина опешила:
— Да с чего ты взял, господин посадник?
— Нынче вечером он зашлёт сватов. Мне сказали верно.
Лоб у дочки Остромира разгладился, и она сказала, улыбнувшись не без кокетства:
— А тебе-то что? Отчего такое смятение — весь дрожишь, глазками сверкаешь? Не узнать прежнего Добрыню Нискинича!
— Не играй со мной, Всрхослава, не трави моё раненое сердце. — Потемневшие от воды, кудри его завивались мелкими колечками, нужные слова находились с трудом: — Ты же знаешь, как я тебя люблю. Исстрадался весь. И дела валятся из рук... Ты меня не любишь: пусть. Не люби, стерплю. Но одно, будь любезна, выполни: не давай согласия выйти за Лобана. За себя тогда не смогу ручаться. Совершу что-нибудь ужасное и непоправимое.
— Ты пугаешь меня, господин посадник? — удивилась та. — По какому праву? Я свободная женщина. За кого хочу, за того и выйду. Никому указывать мне не след — ни подьячему, ни Подвойскому, никому другому. Даже вечу не подчинюсь, коли станет меня обязывать полюбить кого-то.
— Значит, дашь согласие? — исподлобья посмотрел на неё Добрыня; дождевые капли змейками струились по его вискам.
— Поживём — увидим, — и она захлопнула перед ним ворота.
Он стоял убитый — в вымокшей рубашке, сломленный, отвергнутый. Повернулся и пошёл к собственным хоромам, тяжело ступая по блестящим доскам. Первый раз за тридцать три года сыну князя Мала не хотелось жить.
А спустя несколько часов он узнал от слуг: Верхослава отказала сватам. И они, выезжая от неё, сбили по дороге проходившего мимо Асмуда. После травм, полученных позапрошлой осенью, он ходил с трудом, опираясь на палочку, и поэтому не смог быстро отскочить. Не придя в сознание, через день Асмуд умер. Мамка Жива, ставшая женой княжьего наставника, плакала навзрыд и кричала: «Изверги, убийцы! Угоняевы прихвостни! Ненавижу вас!»
Болгария, весна и лето 971 года
Святослав не любил трёх вещей: трусости, вранья и чрезмерной учёности. И поэтому отвергал христианство: проповедь любви к врагам, жизнь в чистоте и смирении он считал малодушием, лицемерием и заумью. Культ Перуна был проще: грозный бог разрешал убийство, мщение, насилие и желание быть с чужими жёнами. Человек военный, князь всегда ходил напролом, добивался, чего хотел, и терпеть не мог околичностей и морализаторства.
Сколько Святослав себя помнил, у него была единственная мечта: покорять народы. Всё, что мешало этому, князь отбрасывал. Книгам предпочитал скачки и борьбу. А из исторических персонажей уважал Александра Македонского. Асмуд рассказывал ему в детстве о деяниях этого полководца, и с тех пор Святослав решил,
В отношениях с воеводой своего отца Святослав прошёл несколько этапов.
В детстве он считал, что двоюродный дядя — идеал. Сильный, хитрый, жестокий. Именно таким видел князь настоящего воина. А с отцом Святослав подружиться не успел: Игорь сыном не занимался, если не был в походе, то пил, а когда погиб у древлян, то наследнику исполнилось только девять лет. Месть древлянам Святослав помнил хорошо: воевода Свенельд взял его с собой и заставил первым бросить копьё, начиная битву. Ох, и сильно же горел ненавистный Искоростень! Люди умирали в огне, как живые факелы. Но Свенельд улыбался. Вместе с ним улыбался и Святослав, подавляя естественный страх. Милость к побеждённым он считал проявлением слабости.
На втором этапе князь возненавидел Свенельда. Мальчик обратил внимание на его особые отношения с матерью. Это произошло во время полюдья: Ольга объезжала подчинённые Киеву земли, собирая дары, пересматривая уставы. Вместе с ней ездил сын, а обозы с данью охраняла дружина Свенельда. И однажды он застал любовную сцену между матерью и Свенельдом. Потрясённый мальчик заболел, у него подскочила температура, началась жестокая лихорадка. Испугавшаяся княгиня стала говорить, что болезнь Святослава — кара за её грехи, и дала обет: если сын поправится, то она станет христианкой. Так оно и произошло.
Третий этап наступил с отъездом Ольги в Константинополь. Князь остался на попечении Жеривола и Асмуда, а Свенельд, охранявший Киев, обучал мальчика ведению рукопашного боя. Постепенно отношения их наладились. Этому способствовал и Мстислав, бывший на два года младше князя; Мстиша, подружившись с ним, увлекал подростка планами покорения вятичей, хазар, Северного Кавказа и владений греков в Крыму. А сближению с Жериволом помогла Красава: Святослав влюбился в дочку волхва и сказал, что женится на ней, как достигнет совершеннолетия. Ольга, возвратившись к родным пенатам, не узнала сына: мало того, что он вырос, но ещё и стал ей открыто дерзить. О крещении Руси не могло быть и речи. Партия Свенельда-Жеривола одержала победу.
Вопреки воли матери, в 951 году Святослав женился на Красаве. Через год она родила ему Ярополка, через два — Олега.
Отношения со Свенельдом вновь испортились к середине пятидесятых годов. В это время при полюдье воевода убил князя Мала в Любече, а княгиня Ольга поселила его сирот — семнадцатилетнего Добрыню и двенадцатилетнюю Малушу — у себя во дворце. Князю понравился этот юноша — мудрый не по годам, скромный, неунывающий. И когда Мстислав стал Добрыню травить, Святослав неожиданно защитил древлянина. Всё семейство Клерконичей жутко оскорбилось. Начались взаимные препирательства. Ольга же, почувствовав слабину Свенельда, сразу принялась поддерживать сына. Дочка Мала стала ключницей, а Добрыня из конюхов сделался придверочником. Тут ещё Добрыня наградил ребёнком жену Мстислава — Белянку. Грянул грандиозный скандал. Если бы не князь и княгиня — быть бы Нискиничу в яме или на колу. А Свенельд, затаив обиду, удалился в Овруч.