Бич Божий
Шрифт:
Как-то в пятьдесят девятом году к брату прибежала Малуша — вся в слезах — и сказала:
— Святослав ссильничал меня!
А Добрыня обнял сестру и ответил радостно:
— Что ж ты плачешь, дурочка? Это ведь прекрасно! Ты теперь — княгиня!
Через год родился Владимир. Князь его признал и велел воспитывать как законного княжича. А Добрыня с Малушей получили вольную.
Вскоре после этого состоялось примирение со Свенельдом. Святослав задумал воевать вятичей и хазар на востоке: был необходим опыт воеводы. Ольгин сын заявился в Овруч, привезя ценные подарки, пировал с двоюродным дядей две недели, в результате чего заключил с ним союз. В 964 году оба выступили во главе огромного войска. Вместе с ними ехали и Добрыня, и Мстислав
После падения каганата русичи освободили из-под власти хазар ясов-аланов (предков осетин) и касогов (современных адыгов), захватили бывшую хазарскую крепость Таматархи, объявили её русским городом Тмутаракань (современная станица Таманская), переправились через Керченский пролив и попали в Тавриду (Крым). Но воинственный запал был уже утрачен. Надвигалась зима 965—966 годов, и, не тронув византийскую колонию Херсонес (а по-русски — Корсунь, современный Севастополь), Святослав возвратился в Киев.
Между тем протевон Феодосии из Херсонеса написал василевсу Никифору Фоке слёзное письмо с просьбой защитить крымский город от нашествия русичей. И тогда Никифор, по совету Василия Нофа, снарядил в Киев депутацию во главе с сыном Феодосия — Калокиром. Миссия патрикия заключалась в том, чтобы побудить Святослава выступить на Балканы. Василевс хотел разгромить Болгарию силами киевского князя и отвлечь его тем самым от Херсонеса... Отношения со Свенельдом всё это время складывались неплохо. В 965 году вятичи сбросили Мстислава, задавившего народ крупными поборами, надругавшегося над многими жёнами и каравшего люто за любые провинности (прозвище Лют закрепилось за ним пожизненно). Мстиша бежал от вятичей, как трусливый заяц. Святослав, отдохнув от похода на хазар, в 966-м снарядил небольшое войско, во главе которого были он, Мстислав, Ярополк и Олег. А Свенельду и Добрыне поручил оставаться в Киеве, охранять мать-княгиню с младшим сыном Владимиром. Азатем, расквитавшись с вятичами и приняв условия Калокира, вместе со Свенельдом, Добрыней, Милонегом и Вовком ринулся на Балканы.
Всё дальнейшее нам уже известно. Русичи сели на Дунае, выкрали из монастыря Святой Августины дочку Феофано от Иоанна Цимисхия; византийцы, испугавшись Святослава, помирились с царём Петром, побудили печенегов осадить слабо защищённый Киев, чтобы увести князя из Болгарии... Через год Святослав вернулся, подошёл чуть ли не к Царьграду, но потом, из-за Варды Склера, откатился на север...
Зиму 970—971 годов князь провёл в Переяславце. Он послал Милонега к хану Кирею и мадьярскому королю Гёзе с просьбой подсобить людьми. Но и тот и другой ему отказали: Гёза затеял войну с моравами и помочь не мог, а разгневанный печенег заявил русской депутации:
— Как он смеет обращаться
Русский предводитель скрежетал зубами, обещая отомстить поганому Куре при малейшей возможности.
Но фортуна отвернулась от киевлян. В марте Иоанн Куркуас пересёк Балканы по неохраняемым горным перевалам и, соединившись с армией евнуха Петра, обложил Преславу. В ней засели Свенельд, Калокир и, естественно, царь Борис. Воеводе удалось снарядить человека к князю. Святослав готов был броситься на выручку, но внезапно появившийся на Дунае Варда Склер осадит Переяславец. Византийский магистр к этому времени полностью закончил разгром бунтовавшего Варды Фоки: обложил замок Тиройон и заставил тёзку сдаться; Варду Фоку постригли в монахи и сослали со всей семьёй на далёкий Хиос. Склер же по приказу Цимисхия, во главе большой армии, на ладьях вошёл в устье Дуная (чем отрезал отступление русским) и нанёс удар по Переяславцу. Перепуганный Святослав бросил город, откатился на юго-запад и укрылся за стенами Доростола.
Как-то вечером Калокир отправился к Марии. Их роман, несмотря на осадное положение Великой Преславы, продолжался, не затухая. Воевода Свенельд, возвратившийся в город прошлой осенью, захотел было вновь наладить отношения с кормилицей, предложив патрикию очерёдность посещения сладкой женщины. Но кормилица воспротивилась. Ей никто был не люб отныне, кроме Калокира. Что ж, Свенельд смолчал, но в душе затаил обиду и на грека тоже. Впрочем, вскоре воевода утешился, затащив на ложе пленную фракийку.
Калокир запер дверь и обжёг страстным поцелуем губы Марии. Та ответила холоднее обычного.
— Что с тобой? — удивился патрикий, заглянув ей в глаза.
Женщина провела рукой по растрёпанным волосам, молча подошла к небольшому шкафчику и достала оттуда свёрнутый пергамент. Палец приложила к губам. Протянула свиток любимому.
Калокир, заинтересованный, развернул послание. Прочитал по-гречески:
«Милостивый государь! Обращается к Вам Иоанн Куркуас — с одобрения и по поручению василевса. Положение Великой Преславы ныне безнадёжно. Не сегодня-завтра мы предпримем штурм, и болгары сдадутся (а общественное мнение, по отчётам наших лазутчиков, не на стороне русского гарнизона). Варда Склер наступает с севера. Дело Святослава проиграно.
Иоанн Цимисхий — Вам не враг. Более того: Иоанн хочет мира с Вами. И протягивает руку дружбы.
Если пожелаете, присоединяйтесь к нам. Гарантирую личную неприкосновенность и высокое положение в нашей армии. Кроме этого Иоанн велел передать, что намерен после поражения русских сделать Болгарию частью Романии и готов назначить Вас в Преславу наместником. Это уникальное предложение. Что за участь ждёт Вас у князя? В лучшем случае прозябание в Киеве. В худшем — смерть. Но решайте сами. Если согласитесь, то Мария поможет Вам потайным ходом под землёй выбраться из города. Время есть до завтра. В случае отказа можете пенять на себя. Мы предприняли всё для Вас возможное.
С уверением в полнейшей искренности, Иоанн Куркуас, военный министр.
Года 6479 от Сотв. мира, месяца апреля, 9 дня».
Калокир сел на ложе. Посмотрел на Марию. Произнёс задумчиво:
— Значит, ты — связная ромеев? Я пригрел у себя на груди изменницу?
— Ну, во-первых, — сказала кормилица, — кто кого пригрел и на чьей груди — надо разобраться. Дело сложное. Во-вторых, от изменника слышу — или, я не знаю, ты русский, а не ромей?