Бич Божий
Шрифт:
Волхв промолчал. Не отвесив положенного поклона, он сошёл с крыльца и направился к выходу из княжьих хором. Чародей решил, что настало время действовать. План созрел ясный и реальный.
Между тем во дворце Свенельда разыгралась иная драма. К воеводе прибежал челядинин-придверочник и с испугом сказал, что пришла Меланья, по прозвищу Найдёна, и хотя ей поведали, как и было наказано: «Мы гостей не принимаем», — начала буянить, говорить, что она не гость и её должны пустить без каких бы то ни было препятствий. «Хорошо, веди, — проворчал хозяин дворца с явным недовольством. — Я приму её в гриднице, но кормить и поить не стану».
Ранней весной Свенельд простудился, несколько недель пролежал пластом,
А Найдёна молчала потому, что её происхождение отступило на задний план под напором других событий. Главное — она оказалась беременной от покойного брата Паисия. Летом 973 года разрешилась мальчиком. Окрестила его в день Зосимы-пчелятника, так и назвала. А потом возилась с двумя детьми — ненавидела убогого Брыкуна и лелеяла младшего — крепкого, смышлёного. В доме Иоанна все ей помогали, а особенно Фёкла. И никто не сказал Меланье худого слова: здесь христианскую мораль ставили превыше всего; дескать, что ж? — ну, случилось кровосмешение, Лют прогнал, а Зосима родился от Паисия, — значит, на то воля Божья; надо не роптать, а смиренно принимать испытания духа, жить по чести и справедливости.
Тут ещё свалилась напасть на семью Иоанна: Павел, по прозвищу Варяжко, полюбил дочку Люта — Бессону. И она его полюбила тоже. Но когда в дом Свенельдича заслали сватов, Мстиша их прогнал со словами: «Хватит с меня Найдёнки! Не желаю видеть зятем поклоняющегося кресту!» С дочкой была истерика, угрожала броситься со стены на камни, Мстиша рассвирепел и хотел её отлупить, но вмешался Тучко, защитил сестру. А Варяжко, разлучённый с возлюбленной, страшно переживал, похудел и ходил печальный. Он с шестнадцати лет поступил в гриди к Ярополку, нёс охрану его хором, и лишь служба помогла Павлу избежать помешательства: в карауле мысли его развеивались, юноша крепился и порой даже забывал о своём несбывшемся счастье. Тучко находился в Вышгороде с отцом, а когда по делам возвращался в Киев и встречался с другом, предлагал ему: «Хочешь, помогу сестрице с тобой бежать? Дома стерегут её зорко и сурово, но найти способы сумею». А Варяжко отвечал сокрушённо: «А куда направимся? В Овруч — глупо, не сегодня-завтра вы его захватите. В Новгород к Добрыне — примет ли меня, пожелает ли враждовать с Клерконичем? Нет, бежать нелепо. Я не Милонег, у меня решимости меньше». И тогда Тучко посоветовал обратиться к Найдёне. Пусть Меланья сходит к настоящему своему тятеньке — Свенельду — и попросит заступиться за внучку. Павел обещал это предложение обсудить с сестрой...
И Найдёна загорелась тут же. Ей давно хотелось пообщаться со своим новоявленным отцом, завязать дружбу...
Так они и встретились.
Он сидел мрачный и суровый. Светлые глаза — как у волка, злые, острый нос и бескровные щёки; борода недлинная, с сильной проседью; жёлтые костлявые руки и кадык на жилистой жёлтой шее. В общем, старый хищник, забившийся в логово.
А она была симпатична: крутобёдрая, круглолицая, с карими насмешливыми глазами, сочными губами, белой шеей; только пальцы — толстые, короткие — выдавали алчность и своеволие. «Да, похожа на покойную Ольгу; — мысленно отметил Свенельд, — именно такой её привезли из Пскова и отдали за князя Игоря. Было это — страшно подумать! — сорок лет назад!»
Поклонившись, Меланья произнесла:
— Доброго тебе здравия, господин боярин. Слышала — хворал. Лучше ли теперь?
—
— Нет, Свенельде, это дело прошлое. Мы христиане, и у нас также не положено, чтобы брат женился на сестре, а отец на дочери. Бог меня наказал за нечаянный грех — сыном-дурачком...
— Ну, сестра ли ты Мстише — под большим вопросом... — покачал головой варяг.
Жетяцина ответила:
— Что ж, тебе виднее, господин боярин...
Он взмахнул рукой:
— Недосуг мне болтать об этом. Голова болит... Говори, что хочешь, или уходи.
— Бью челом за брата... названого брата — Варяжку. Он и внучка твоя Бессона полюбили друг друга. Тятя слал сватов к Мстиславу Свенельдичу, только Лют их прогнал, и едва не поколотил. А ребятки страдают сильно. Павел сам не свой, ходит, будто тень. И Бессона, я слышала, не намного лучше Окажите милость, господин боярин, поспособствуйте этой свадьбе.
У Свенельда потеплели глаза.
Он спросил:
— Сколько лет Варяжке?
— Справили семнадцать.
— Внучка младше на год... Я как раз недужил и впервые слышу об их любви... Что ж, подумаю. Обещать ничего не буду — ты сама знаешь Мстишу, спорить с ним почти невозможно, но подумаю и попробую что-то сделать... А теперь ступай.
В знак расположения княжий воевода протянул руку. Женщина, склонившись, прикоснулась к ледяной коже. И сказала, пятясь:
— Благодарствую, господин боярин... Больше не хворай...
— Постараюсь... Да и ты не болей, Найдёнка...
«А она мила, — подумал Свенельд, — и вполне тактична: мягко обошла вопрос о родстве... Неужели — дочь? И прямая наследница киевского стола? Есть о чём размыслить...»
«Старый гриб, — думала Меланья, покидая его дворец. — Никуда не денется, будет помогать. Я — законный повод сковырнуть князя. И Свенельд это понимает...»
...Жеривол тем временем посетил Меньшуту. Девушка жила по-прежнему в отчем доме и на все предложения о замужестве неизменно отвечала отказом. И хотя Вавула Налимыч выговаривал ей сердито: «Ты с ума сошла? Хочешь остаться в девках? И наследников мне не подарить? Хватит выбирать! Кто зашлёт сватов — за того и выдам, понятно?» — но всегда в последний момент смягчатся, не желал настаивать. Впрочем, понять тревогу купца можно было: дочери исполнился двадцать один, а в таком возрасте женщины зачастую имели пятерых-шестерых детей! О Меньшуте уже говорили как о старой деве...
Усадив волхва и попотчевав его свежим пивом, дочь Вавулы Налимыча беспокойно произнесла:
— Чует моё сердце, ты не с добрыми вестями о Милонеге...
Он любовно посмотрел на Меньшуту и провёл ладонью по её руке:
— Жаль, что ты не моя невестка... Добрая, красивая...
Девушка едва не расплакалась, но сумела побороть подступившие к глазам слёзы. Прошептала с дрожью:
— Говори, я слушаю...
— Дело у меня... Я узнал, что Мстислав Свенельдич скоро выступит против Овруча. И хотел бы предупредить Олега. Нужен человек, кто бы незаметно дошёл до столицы Древлянского княжества...
— Я пойду! — вырвалось у Меньшуты сразу.
— Как посмотрит на это сам Вавула Налимыч?
— Тятя в Галиче, закупает соль. Я успею обернуться до его возвращения.
— Не боишься, девонька?
— Семь бед — один ответ. За возможность увидеться с Милонегом я отдам все сокровища на свете.
Он поцеловал её и прижал к груди:
— Бедная моя! Как бы я хотел счастье твоё устроить!
— Ты уже устроил — тем, что посылаешь с поручением в Овруч.
— Разве это счастье! Это горе для всех для нас...