Билет на всю вечность : Повесть об Эрмитаже. В трех частях. Часть третья
Шрифт:
– Вы что творите? – вылавливая близнецов по одному и легонько встряхивая, спросил он. – Котейку пушками перепугали!
Тут Сашка с Алешкой, вспомнив свой спор, наперебой начали излагать дело, думая, что нашли беспристрастного судию.
– Вот он врет, что сто ворон настрелял!
– Этот болтает, что двести, а если одна галка, то несчитова…
– …надо две, чтобы за одну ворону сошло!
– А этот: нельзя стрелять сидячую!
Они вопили, дергая Сахарова за рукава, раскачивая так, что бедный котенок с трудом удерживался
– Ну-ка цыц! – скомандовал Рома. – Как вам не стыдно!
– А чего стыдно? – с интересом спросил Сашка.
– Почему нельзя? – подхватил Алешка. И добавил: – Подари котенка.
– Ни за что! – твердо заявил парень. – Живодерам не подарю.
Близнецы удивились:
– Почему это мы живодеры?
– А вы как думали? Так и получается: сначала ворон стрелять, потом котят вешать, а потом, глядишь, и за людей приметесь. Сколько у нас людей погибло – страсть, сколько от голода умерло, без хлебушка – и не сосчитать. А все почему? Потому что с живодерства начинали. Всегда так получается.
– Гитлер ворон стрелял? – требовательно спросил Сашка.
– Да, – без тени сомнения подтвердил чистильщик обуви.
– А Гиммлер котят вешал, – утвердительно, стараясь окончательно уяснить для себя, уточнил Алешка.
– Гроздьями, – заявил Рома так безапелляционно, что у Светки мороз по коже прошел. – Не отдам вам котенка.
– Так мы не всерьез, – продолжал увещевать Сашка. – Пистолеты ненастоящие.
– Это ты так думаешь, – возразил обувщик, взяв у него игрушку, крутанул на пальце, ткнул в пузо:
– Закрой глаза – и не поймешь, настоящий или нет. Ясно?
– И что? – подумав, спросил Алешка.
– А то, что если он как будто настоящий, значит – все равно что настоящий, – веско проговорил Рома.
Близнецы колебались, ощущая некоторую несуразность в заявлении обувщика, но недолго: глянув друг на друга и безмолвно посовещавшись, торжественно объявили, что сдают оружие. И побросали драгоценные пистолетики на траву безо всякого почтения.
– Смотрите, ухаживайте за ним как следует, я буду проверять, – наставлял Рома, передавая котенка с рук на руки.
От того, что этот распрекрасный человек как будто ее собственные мысли вслух высказал, у Светы перехватило горло. Чтобы не разрыдаться, пришлось немедленно отвернуться, а потом задрать голову, точно любуясь на небосвод.
«Какой же он… сказочный! Замечательный! Невероятный! Какой… какой… такой!»
7
У Саньки было иного рода приключение, но в том, что Сахаров – человек непростой, он тоже убедился. Вернувшись из библиотеки, обвертев и обмозговав ситуацию, Приходько решился на разведку боем. Извлек из последних припасов последние копейки и отправился в парк.
Саньку и на порог клуба не пустили, но первый же попавшийся шкет охотно указал ему потаенное
Цукер стоял, точнее, сидел на стреме, покуривая. Увидев Саньку, приветливо сделал ручкой:
– Наше вам. Сыграем?
– Я не умею.
– А в пристенок?
– Тоже, – соврал Санька, титаническим усилием заставляя себя глядеть прямо.
– Так научу, – легко разгибаясь, Цукер поднялся, поманил рукой. – Вот стеночка, как раз пойдет. Смотри, я бью о нее грошиком. – Цукер достал из кармана монетку, легко, играючи, бросил, она, ударившись, отлетела по дуге, упала со звоном на дорожку.
– Теперь бей ты, только так, чтобы твой грошик упал поближе к моей монетке.
Санька подчинился, бросив нарочито неловко.
– Пойдет, – похвалил Цукер, присел на корточки, растянул пальцы от одной монетки до другой. – Теперь вот: достанешь пальцами одной клешни – твоя монета, нет – моя. Так, и если мой грошик заденет твой хотя бы краем, то я забираю оба, уловил?
Санька кивал, старательно изображая тупое обдумывание, осознание, а сам смекал, глядя на руки Сахарова: «Ах ты жучара. Вон какие лапы, и хваталки длиннее!»
– Что? – спросил Цукер, уловив вопрос.
– Ишь ты, хитрый, – буркнул Санька. – У тебя вона, ладонь больше.
Цукер погрозил длинным пальцем:
– А ты не промах. Решим так: я меряю большим и средним, а ты, так и быть, всей пятерней, от большого до мизинца. Идет?
Санька, старательно глядя исподлобья, задавал глупые вопросы. Но наконец начали играть: кидали монетки, опускаясь на колени, замеряли, растягивая пальцы, расстояние до монеток. Санька изображал восторг, шумно радовался успехам, даже хлопал в ладоши, а сам примечал: да, играл Цукер мастерски, монетки слушались его как дрессированные. Приходько казалось, что у него получается скрывать свои умения, к тому же он для затравки сначала спустил, копеечка за копеечкой, аж семьдесят, потом потихоньку, как будто случайно, отыграл пятьдесят.
Однако тут Цукер так ловко уложил свою монету на Санькину, что долг сразу вырос! Приходько, даже будучи уверенным в себе, начал дергаться, что вот-вот денег не хватит, – и снова проигрывал. Как вдруг с возмущением заметил, что Цукер мосластые свои пальцы как будто до конца не разгибает и до монетки не дотягивается.
– Что ты делаешь? Я не стану играть!
– В чем суть? – хладнокровно спросил Рома.
– Ты что, подыгрываешь?
– Я? Тебе?! – с насмешливым удивлением переспросил тот. – С какого праздника? – Он поднял ладонь: – Видишь, цырлы до конца не разгибаются? Устали от работы, ну?