Биография отца Бешеного
Шрифт:
Этот список стал результатом того, что трое наших оперативников, в их числе и я, сумели задержать опасного рецидивиста, имевшего за спиной тройное убийство.
Все произошло случайно, довольно глупо и крайне опасно для жизни, особенно для моей. У нас в штабе давно висело несколько фотографий преступников, находящихся в розыске, и, вовсе не думая о них, мы втроем мирно патрулировали свой участок. Медленно прогуливались, как бы одновременно и патрулировали, трепались, рассказывали анекдоты и всякие истории. На рукаве у каждого — повязка с тремя буквами — О К О, аббревиатура названия отряда. Когда я что-то рассказывал
— Пацаны, берем того мужика! Только без шухера!
Поскольку я был бригадиром десятки, для них это прозвучало как приказ, и мы прибавили шагу, продолжая беседовать ни о чем. Мужик оглянулся и тоже ускорил шаг, мы едва не бегом, он — тоже. Трудно сказать, сколько продолжалась бы эта странная погоня, если бы преследуемый вдруг не остановился и решительно не пошел нам навстречу. Скорее всего он подумал, что легко справится с такими сопляками, как мы, тем более что он, как выяснилось, был вооружен.
— А ну, брысь, мусорки херовы! — грозно прорычал он, держа руку в кармане.
«Нож!» — промелькнуло в моем мозгу, и я впился взглядом в эту руку, стараясь не упустить ни одного движения.
Дело в том, что многие из нас, «оперкомов», в том числе и я, ходили в спортклуб «Динамо» на занятия по военизированной борьбе самбо, которую изобрел олимпийский чемпион по вольной борьбе легендарный Харлампиев. Я достиг неплохих результатов и потому чувствовал себя уверенно.
Мы не испугались его угроз и продолжали идти на него. Мужик прищурил глаза, и я понял, что он сейчас вытащит руку с ножом. Неожиданным броском вперед я перехватил его руку, не дав ему вытащить ее из кармана, и заломил болевым приемом. Мужик успел ударить меня кулаком свободной руки в лицо, но в ажиотаже я не почувствовал боли, хотя он разбил мне бровь и кровь ручьем хлынула из раны, заливая мне глаза. От злости я еще сильнее нажал на локоть, мужчина вскрикнул, и тут же где-то внизу прозвучал громкий хлопок.
Я не сообразил, что это за звук, а потому совершенно не среагировал на него. Тут на помощь подоспели и мои напарники. Мы скрутили мужика и позвонили в штаб. Вскоре приехал сам начальник штаба, как мы его уважительно называли, «наш Жужа».
Жужа была его фамилия. Он был украинец, родом из Харькова: в Омск он прибыл с теми самыми матросами-дембелями, да так и остался. На флоте Жужа был старшиной первой статьи. Под два метра ростом, килограммов под сто двадцать весом. С пудовыми кулаками и удивительно дет-ской, доброй, но бесстрашной душой.
Когда он еще был не начальником штаба, а простым оперативником и дежурил на «пятачке» — так называлась открытая танцплощадка, его напарник пошел в туалет, и Жужа остался один. Вспыхнула драка между двумя компаниями, и Жужа, не думая об опасности, ринулся в самую гущу, чтобы прекратить столкновение. Быстро раскидав основных зачинщиков: кого нокаутировав, кого отбросив подальше, он хотел задержать самого буянистого, но тот взмахнул рукой и полоснул Жужу по груди. Оказывается, в руке он сжимал опасную бритву.
Ранение было серьезным,
Услышав, что порезали Жужу, все «оперкомы» бросились к машине — в тот раз дежурила бортовая, и через пять минут мы были на месте. Это был бесславный день для всех, кто отрывался тогда на «пятачке»: мы так разозлились за нападение на своего любимца, что били подряд всех парней, кто попадался под руку, как говорится, невзирая на лица.
Мы прочесали весь район и под утро все-таки разыскали того, кто порезал Жужу. После нашего с ним общения он с немалым трудом пришел в себя в больнице и калекой отправился на зону. Нас боялись и так, но после этого случая стоило где-то возникнуть заварушке и кому-то прокричать, что «оперкомы» едут, как все тут же разбегались. Во всяком случае, в нашем районе в то время тяжелых преступлений почти не было и жители нас уважали.
Придя к нам, Жужа быстро стал любимцем всего отряда, и вскоре его единодушно выдвинули в начальники штаба. Он-то и приехал тогда, когда мы захватили того мужика. Выяснилось, что это опасный преступник и в кармане его был не нож, как я подумал, а пистолет. И если бы его рука чуть отклонилась, то пуля попала бы мне в живот.
Именно за его задержание мы и были награждены почетными грамотами ЦК ВЛКСМ и УВД города Омска. Эти грамоты до сих пор хранятся в моем архиве среди многочисленных дипломов, полученных мною за спортивные достижения…
Однажды в одном из интервью журналист с издевкой спросил: «И как вы относитесь к своему „ментовскому“ прошлому?»
Хотелось мне ему сказать, что в те годы, в годы «партии», комсомола и даже пионерии, у всех было «ментовское» прошлое, а потом подумал: вряд ли этот парень, не имевший понятия, что значит кулаком защитить честь любимой женщины или свою жизнь, поймет меня…
К нам в отряд поступали сводки о преступлениях, совершенных в районе и в городе. Однажды я прочитал, что в нашем районе был ограблен частный гараж. Среди похищенных вещей указывалось и охотничье ружье с таким-то номером. Вернувшись поздно вечером домой, я хотел пожарить картошку, но в ведре ее не оказалось. В подвале нашего дома у каждой квартиры был свой отсек, где хранились не очень нужные вещи и картошка.
Мама спала, отца дома не было. Я взял ведро и пошел в подвал за картошкой. Сгребая ее в ведро, я неожиданно наткнулся на укрытое в ней охотничье ружье. В первый момент мне и в голову не могло прийти, что это ружье из списка украденных вещей. Но, взглянув на серийный номер, я все понял: у меня отличная память на цифры. Поднявшись в квартиру, я разбудил маму и прямо спросил о ружье.
Она ничего не знала, и тогда я ультимативно заявил:
— Скажи отцу, чтобы взял ружье, пошел в милицию и сам во всем признался!
— Сыночек, не мог отец пойти на такое! Слышишь, не мог! — со слезами на глазах запричитала мама.
Но я был непреклонен:
— Пусть пойдет и все расскажет! Если не виновен, то пусть объяснит, откуда у него это ружье! Даю два дня! Если откажется, я пойду и все сам расскажу!
— Господи, как ты можешь? — всхлипнула мама, но я ничего не желал слушать, и когда пришел отец, а был он в изрядном подпитии, я поставил ему ультиматум.