Биография отца Бешеного
Шрифт:
Среди девчонок, запавших на меня, одна оказалась очень строптивой. Еще одна Лариса. У нее были длинные красивые ноги, стройная фигура, прекрасные волосы, уложенные так замысловато, что за эту прическу ее прозвали Шахиней. Строптивая Шахиня в первое наше ночное свидание твердо заявила, что у меня с ней ничего «не получится, пока она сама не захочет мне отдаться». Я рассмеялся ей в лицо и удалился к ее подруге.
Так продолжалось несколько дней, пока Шахиня, подзуживаемая другими девчонками, наконец не выдержала. Оказалось, что она, в отличие от остальных, до сих пор девственна,
Шахиня сдалась сама: однажды она среди ночи ворвалась в комнату воспитательницы, с которой я в ту ночь забавлялся. Шахиня едва не силком вытолкала ее из комнаты, потом сбросила с себя модный халатик, под которым оказалась совершенно обнаженной.
— Виталик, вот сейчас я действительно готова и хочу, чтобы ты сделал меня женщиной! — заявила она.
— Как? — удивился я. — Ты в самом деле еще девушка? — Я был уверен, что это просто отговорки с ее стороны.
— А ты что, против? — усмехнулась Лариса.
— Нет, что ты, я — за! — улыбнулся я, еще не веря ей и думая, что это обычное кокетство: слишком уж вызывающе она себя вела.
Но Шахиня не обманула: я действительно оказался у нее первым мужчиной. С той ночи она никого не подпускала ко мне, и я, если честно, был этому очень рад: мне понравилась эта девушка. Наш роман продолжался несколько лет: то Лариса приезжала ко мне в Москву, то я навещал ее в Омске, а в интервалах мы часто писали друг другу письма. Вполне возможно, что, если бы не расстояние, разделявшее нас, мы поженились бы, но…
Последнюю попытку соединить наши судьбы предприняла Лариса, приехав, когда я учился уже на четвертом курсе. До этой встречи мы не виделись почти год, да и письма от меня стали настолько редки, что было ясно: угольки нашего чувства не горят, а еле тлеют и вряд ли они дадут пламя без каких-то «горючих» добавок. В последнюю нашу встречу Лариса соорудила на голове ту самую «шахиню», которая мне так нравилась, и была одета с большим вкусом.
В то время я уже жил в «высотке», в главном здании университета. У меня был один сосед, Валера Макаров, тоже спортсмен. В день, когда мы встретились с Ларисой, он, опередив меня, попросил «погулять пару часов», чтобы побыть со своей новой знакомой. Я вынужден был встретиться с Шахиней в метро. Часа полтора мы провели под землей, ведя вялый и тягучий разговор, пока наконец не поняли, что нас больше ничто не связывает. Никто не виноват: просто чувства ушли…
Через пару месяцев мама сообщила, что Лариса закончила пединститут, отделение иностранных языков, вышла замуж за дипломата и уехала во Францию.
Как тебе живется, милая Шахиня? Надеюсь, ты нашла свое счастье?
Приехав в Омск на зимние каникулы после первого семестра учебы в МГУ, я попал в ситуацию на эротическом фронте, которая могла окончиться весьма печально. Едва ли не в первый день приезда я пошел прошвырнуться по магазинам, в надежде повстречать там знакомых. К сожалению, никого не встретил и вдруг в одном из отделов универмага увидел симпатичную мордашку. Решил познакомиться. На студента Московского
— Люда.
— Виталик.
— Очень приятно.
— Мне тоже. Во сколько вы заканчиваете работу?
— В восемь… А что?
— Хотите послушать новые модные записи, которые я захватил из Москвы?
— Хочу, а что?
— Давайте я встречу вас после работы и мы пойдем к нам в гости?
— Хорошо, а для чего?
— На «рюмку чая» и музыку послушать…
— На «рюмку чая»? — ехидный смех. — Хорошо, а с кем вы живете?
— С мамой, папой и братишкой (в то время Саша отдыхал в зимнем пансионате).
— Тогда в девять, на углу вблизи универмага…
— Но ты же в восемь заканчиваешь?
— Нужно же мне переодеться… — усмехнулась девушка столь непонятливому кавалеру…
Ровно в девять мы встретились и направились домой. Стоял январь. Было очень морозно, дул пронизывающий ветер. В это время мои предки имели обыкновение отходить ко сну. Если по телевизору шел интересный фильм, смотрели, лежа в кровати, если нет, быстро засыпали: рано утром на работу. Они вставали в шесть часов, как только раздавались первые ноты Гимна Советского Союза: «Союз нерушимый республик свободных…»
В тот вечер телевизор работал: значит, родителей что-то заинтересовало. Когда входишь к нам в квартиру, оказываешься в длинном коридоре, который упирается в ванную комнату, туалет и кладовку, справа от входа — комната родителей, в конце коридора направо — небольшой коридорчик на кухню, налево
— наша с Санькой комната.
Когда мы вошли, Люда, услышав, что телевизор работает, шепотом спросила:
— Там твои родители?
— Да, — шепотом же ответил я, приложив палец к губам и давая понять, что тревожить их необязательно. — Пошли ко мне в комнату…
— Пошли, — кивнула она.
— Витя, это ты?
— Да, мама!
— Ты не один?
— Нет, мама, со знакомой…
— Не забудь напоить ее чаем: в буфете на кухне конфеты в вазочке!
— Хорошо, мама! Спокойной ночи!
— Спокойной ночи…
Я помог Людмиле снять зимнее пальто, дамскую меховую шапку, шарф, валенки предложил не снимать: пол был холодный, а время на поиски тапочек тратить не хотелось. Я провел ее в свою комнату, усадил на диван и включил музыку.
— Чай будешь?
— Нет, мы им на работе обдулись.
— Тогда вино: я привез бутылочку из Москвы… с конфетами… Будешь?
— Хорошо…
«Все идет как по маслу!» — обрадовался я, предвкушая приятный вечер с симпатичной новой знакомой.
На кухне отыскал початую бутылку марочного вина, привезенного мною, чтобы отметить успешное окончание сессии, прихватил и шоколадных конфет, купленных мамой в честь моего приезда. Мы выпили по фужеру вина: я только чуть пригубил за компанию, объяснив, что у меня скоро соревнования. Потом я смело обнял Людмилу за плечи и медленно потянулся к ее губам. Девушка не возражала, и вскоре наши губы встретились. Людмила целовалась очень хорошо: ее гибкий язык тщательно обследовал мой рот.