Биография отца Бешеного
Шрифт:
— Чем занимаешься?
— Десятиборьем…
— Серьезный спорт, — кивнула она. — Что с рукой-то?
Я молча протянул выписку из больницы, но потом буркнул:
— Один мясник сделал операцию, а потом сам же и порвал сухожилие…
— Вот как? — Она невозмутимо пожала плечами.
Прочитала выписку. Внимательно осмотрев мою руку, попросила согнуть и разогнуть палец, потом сделал это сама.
— Похоже, ты прав!
— И что теперь делать? — растерялся я.
Зоя Сергеевна задумчиво проговорила:
— Конечно, можно жить и с таким пальчиком: ты же не пианист… Но если хочешь, можно повторить операцию
— А какова гарантия?
— Какова? Стопроцентной не дам!
— Понятно… А без операции что делать?
— Что делать? Трудиться! На процедуры ходить, руку разрабатывать…
— Что ж, буду трудиться! — твердо сказал я.
Месяца два я ездил в ЦИТО на физиотерапию. Захват руки восстановился только частично: палец до сих пор так и не сгибается и не разгибается до конца. Что не помешало мне не только стать чемпионом Москвы, но и выполнить нормативы мастера спорта. С Зоей Мироновой мы встречались еще, но об этом в свое время…
С травмами мне всю жизнь «везло».
Помните про взрыв (случившийся, кстати, тоже в мае)? Я мог остаться слепым на всю жизнь, а отделался лишь несколькими шрамами. И еще раз (опять в мае) я мог потерять зрение. Это произошло в Омске, через год после моих экспериментов с самодельной взрывчаткой.
Мы жили на первом этаже, и наша лестничная площадка была на четыре ступеньки выше площадки перед входной дверью, за которой был небольшой тамбур и дальше — уличная дверь. Входная дверь была с двумя застекленными проемами: один на уровне лица, второй несколько ниже. Нижнее стекло выбили и залатали фанерным листом. Однажды я куда-то очень спешил. Бегом сбежал по ступенькам и на ходу ткнул руками в фанеру, чтобы открыть дверь. Фанера вывалилась наружу, а мое лицо с размаху врезалось в верхнее стекло…
До сих пор не знаю, каким чудом у меня сохранились глаза. Наверное, Бог все-таки не оставляет меня без внимания. Однако у меня на всю жизнь остался шрам на переносице, а под кожей на щеке можно нащупать осколочек стекла…
Завершая тему рокового для меня месяца мая — именно в мае, точнее сказать, десятого меня арестовали в первый раз и в конце мая — во второй.
И именно десятого мая, по-моему, шестьдесят шестого года произошел со мною еще один трагический случай…
В тот год я познакомился с милой девушкой по имени Александра. Она была удивительно обаятельной — доброй, внимательной и заботливой. Ее мама работала врачом в подмосковном санатории, и они с Сашей проживали в небольшой квартирке на территории этого санатория, утопавшего в объятиях мохнатых лап хвойного леса.
На Праздник Победы Саша пригласила меня к себе. Компания была небольшой, но застолье получилось очень веселым и уютным. После обеда всей компанией отправились гулять по лесу, а ночью голышом купались в небольшом пруду, вода в котором была теплой для этого времени года: Саша говорила, что он не замерзает даже в самую лютую стужу. Вероятно, его питали подземные горячие источники. Короче говоря, все получили заряд бодрости и массу удовольствия.
Близились экзамены, и потому на следующий день, то есть десятого мая, я поблагодарил Сашу и ее маму за удивительный праздник и отправился на станцию. Естественно, мне налили «посошок на дорожку».
В состоянии блаженной эйфории, облаченный в белый плащ, из-под которого выглядывал
Продолжая улыбаться, я подошел к дверям тамбура, заглянул в стеклянное окно. Там находились трое парней лет двадцати и девушка чуть моложе. На ней была яркая оранжевая курточка, из-под которой выглядывала коротенькая юбчонка зеленого цвета. Двое парней держали ее за руки, зажав рот, а третий, лапая одной рукой за грудь, второй залез под юбку. На девушке был розовый пояс, который поддерживал капроновые чулки телесного цвета.
Ее бедра оголились, а рука парня уже стягивала с девушки розовые хлопчатобумажные трусики. По ее щекам ручьями текли слезы, она извивалась всем телом, сжимала ноги, пытаясь избавиться от настойчивых рук насильника и позвать на помощь, но издавала лишь мычащие звуки: рука одного из парней крепко зажимала ее рот. Видно, тот активный парень уже ничего не соображал: стянув с нее трусы, он расстегнул брюки и вывалил свой предмет наружу.
Упиваясь хорошим настроением и немного опьяненный «посошком», я не сразу осознал, что происходит. В первый момент я даже подумал, что они — одна компания и у них просто такие развлечения, но когда парень обнажил свое достоинство, я понял, что ошибаюсь. Раздвинув двери, я как можно дружелюбнее произнес:
— Ребята, сегодня праздник, зачем огорчать друг друга, а?
Почему-то мне казалось, что стоит воззвать к разуму, и все придет в норму. Но похоже, у насильника весь разум переместился ниже пояса: повернувшись, он, ни слова не говоря, резко взмахнул рукой, и передо мной вспыхнули тысячи искр, а боль пронзила лицо. На мгновение я растерялся, а придя в себя, увидел, что мой белоснежный плащ залит кровью.
Интересно, что тогда я не подумал, в каком состоянии мои лицо, нос, глаза: больше всего меня беспокоил плащ. Испачкать такую вещь! Вот уж чего простить я никак не мог. А насильник, исподтишка ударивший меня, вызывающе смотрел мне в глаза и нахально улыбался.
— Хватит или еще добавить? — зло процедил он.
Это привело меня в неописуемую ярость: сосредоточив всю волю в кулаке, я изо всей силы ударил насильника прямо в переносицу, вложив в удар всю свою ненависть. Насильник громко вскрикнул и кулем свалился на пол тамбура. Отпустив девушку, один из его приятелей склонился над ним и вдруг истошно завопил:
— Он убил его! Сволочь, ты убил его!
Все дальнейшее виделось мне как в замедленном кино. Испуганные, буквально остекленевшие глаза девушки. Вбегающие в тамбур мужчины из вагона, которые до этого казались глухонемыми. Мне заломили руки за спину, явился то ли машинист, то ли его помощник…
На следующей станции нас ожидал наряд милиции и «Скорая помощь». На меня надели наручники, а я и не сопротивлялся, беспомощно оглядываясь в поисках девушки в оранжевой куртке, но ее нигде не было видно.