Бисквитка

Рогожина Татьяна

И посоветоваться-то не с кем.

Одна-одинёшенька.

Вот, именно отсутствие близких по духу людей, её большего всего и беспокоило. Ссылка (так она называла свой внезапный отъезд из Петербурга) вытащила из неё давно придушенные страхи и лишила опоры. Берта когда-то уверяла, что страх легко лечится любовью, а любить - значит не вмешиваться. Спорно, конечно, но сестра, хоть и старше всего на год и совсем на неё не похожа, часто была права. Если бы не маменькино вечное стремление всех перекроить на свой лад и заставить безропотно подчиняться, что никак не походило

на нежные чувства, то вполне возможно жизнь сложилась бы иначе. Теперь же стать той, для чего рождена, боязно, но и чужой воле покориться уже не получится.

Просто распутье какое-то.

Закутавшись в длинный халат мышиного цвета, единственным украшением которого были бледно голубые кисти на поясе, и не зажигая света, Мина прошлась по комнате, ступая неслышно, мягко, чтобы ничем не нарушить прохладную тишину ночи. Нащупала на комоде стакан - захотелось пить, но тот оказался пуст. Не обнаружив рядом с ним и графина, она со вздохом накинула на плечи шаль и отправилась на кухню.

Лестница была освещена - знак того, что хозяин ещё не вернулся домой. Спустившись почти до половины, она вдруг замерла, услышав со стороны гостиной неясные шорохи и что-то похожее на скрип двери.

***

Весьма довольный проведёнными переговорами, которые завершились не менее приятным ужином в ресторане, Иван Дмитриевич, скинув пальто на руки старичку-дворецкому, нетвёрдой походкой пересёк прихожую и направился прямо в столовую, за освежающим клюквенным морсом. И каково было его удивление, когда в холле столкнулся с полуодетой и босой Ташей, которая в неурочный час тащила в направлении лестницы свою куклу. Сосредоточенно, молча, с какими-то странно-замедленными движениями, что-то неразборчиво бормоча.

– Тушкан! – воскликнул он возмущённо, - что происходит?!
– и ухватив девочку за плечо, развернул к себе.

Та резко повернулась, и вскрикнув испуганно, вдруг начала падать прямо в руки неизвестно откуда взявшейся гувернантке. Перехватив у Мины Осиповны девочку, он в растерянности опустился на стоящую рядом банкетку, с тревогой всматриваясь в бледное личико.

– Что с ней?

– Вероятно, обморок, - едва слышно ответила Мина Осиповна, но тут же взяла себя в руки, - позвольте я отнесу Ташу в спальню.

– Я сам.

– Не стоит, - выразительно повела носом гувернантка, явно намекая на некоторые винные ароматы, - лестница слишком крута. Вы лучше пошлите за доктором.

Домашний врач, Натан Семёнович Белецкий, жил неподалёку и через полчаса, заспанный, наспех одетый, он был уже возле постели ребёнка. Любовь Гавриловну и няньку, которые сами были в полуобморочном состоянии (одна от того, что скрыла от мужа лунатизм дочери, другая, что опять не углядела за Ташкой), доктор попросил подождать в гостиной, туда же отправил и мрачного, едва сдерживающего гнев Ивана Дмитриевича. Лишь гувернантке, которая самообладание каким-то чудом сохраняла, дозволил остаться.

Минуты казались часами, прежде чем Белецкий спустился вниз.

– Ну что, мои дорогие, вроде бы обошлось. Таша пришла в себя и уже уснула. Пусть с ней до утра побудет гувернантка. Как я понял,

девочка не первый раз бродила во сне. Такое, увы, случается. Причина? До конца механизм, заставляющий сомнамбулу совершать немыслимые поступки, не выяснен. То ли влияние лунной энергии, то ли тонкая организация нервной системы. Не знаю. Плохо, что вы, Иван Дмитриевич, видимо, не зная о ночных прогулках дочери, невольно её напугали. Отсюда нервное потрясение, что и вызвало обморок. Ни в коем случае, запомните, ни в коем случае нельзя резко будить человека в таком состоянии. Опасно. Лучше осторожно отвести обратно и уложить в постель. Кстати, не случалось ли в последнее время каких-либо событий, что могли расстроить девочку. Может, кто обидел или ещё что…

– Я, кажется, знаю, - Любовь Гавриловна, держась за виски и покачиваясь из стороны в сторону, рассказала ему о новой кукле со странным взглядом, которую Таша вознамерилась заполучить в свою комнату любым путём.

Доктор, расспросив все подробности, рекомендовал всё-таки не ограничивать общение Таши с куклой, и пообещал утром навестить девочку, чтобы как можно точнее оценить её состояние.

– Надеюсь, что обойдётся без последствий, - и утешительно добавил, - ну ничего, ничего, будем наблюдать…

После того как Белецкий, ещё раз взглянув на девочку и убедившись, что сон её спокоен, ушёл, Иван Дмитриевич дал волю своему гневу.

– Куклу завтра же отдать дитю! А вас всех предупреждаю - всё, что касается Таши, докладывать мне немедленно, и чтоб без утайки. Поняли, тетери сонные?!

Выпустив страх наружу, Дареев слова свои сопроводил крепким трескучим ударом по столу. И два дня не разговаривал с супругой.

***

На следующий день Таша о случившемся ничего не помнила и сильно удивилась, когда ей утром не разрешили подняться с постели, пока Натан Семёнович не осмотрит. Капризничать не стала, потому что доктор ей нравился, даже несмотря на то, что он был страшно носат, зато глаза - белёсые, чуть припухшие, - обволакивали наивной, добродушной лаской.

Согрев энергичными растираниями руки, он приступил к осмотру, и остался доволен её состоянием. Похоже, что обошлось. Хотя понаблюдать неделю-другую всё-таки стоит.

– Можешь вставать, душа моя мимозная. Но не бегать. Сегодня ходишь медленно, степенно, как взрослая девочка, договорились?
– он порылся в саквояже и извлёк из него собственноручно вырезанную из сосновой коры лодочку (такая забава у доктора: делать из дерева фигурки, а потом маленьким пациентам дарить), - держи, это тебе, - и попрощался.

Пока Таша рассматривала подарок, пробуя на прочность парус, в комнату протиснулась с понурым видом Варвара Ивановна. Непривычно молчаливая, с красными глазами, она неохотно двигалась, держась рукой за сердце, но при этом сердито косилась на невозмутимую Мину Осиповну. И как только та отлучилась из комнаты, расплакалась, приникла к Ташинам ручкам:

– Прости меня, дуру старую, чуть не сгубила…, - но вовремя прикусила язык, услышав чьи-то шаги.

В детскую неожиданно вошла Любовь Гавриловна, хотя обычно она вставала позже.