Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
Шрифт:
И западнее лаузицкой Нейсе [Ныса-Лужицка] русские предприняли атаку всеми имеющимися у них силами. Несмотря на ожесточенное сопротивление наших дивизий, после тяжелых боев и потери большого числа танков противник смог прорваться узкими клиньями севернее Гёрлица и северо-западнее Вайсвассера до района восточнее Баутцена и выйти к Шпре по обе стороны от Шпремберга. Сейчас полным ходом идут наши контратаки».
Однако немецкая оборона не в состоянии была остановить атакующие танковые клинья Конева. Конев пишет:
«Наше наступление, которое мы вели с юга на Берлин, стало для немецких фашистов опасным только тогда, когда в прорыв устремились наши танковые подразделения.
Это стало неприятной неожиданностью для ставки Гитлера.
Наступление развивалось следующим образом: когда ударом с востока на запад мы прорвали немецкую оборону, а потом повернули резко на север, то есть на Берлин, наши войска часто не встречали больше никаких оборонительных рубежей. А те, которые попадались на нашем пути, были ориентированы на восток, а следовательно, не годились для обороны против нас. Поэтому наши войска смогли беспрепятственно преодолеть их». (За первые три дня боев войска 1-го Украинского фронта продвинулись на направлении главного удара до 30 км. Поддерживающая их с воздуха 2-я воздушная армия за эти дни совершила 7517 самолето-вылетов и в 138 воздушных боях сбила 155 немецких самолетов. – Ред.)
После того как Конев закончил телефонный разговор со Сталиным, он немедленно информировал командующих обеих танковых армий о новой, теперь уже официальной цели: Берлине. Ранним утром 18 апреля им направляется письменный приказ – директива фронта:
«Во исполнение приказа Ставки Верховного Главнокомандования приказываю:
1. Командарму 3-й гвардейской танковой армии в течение ночи с 17 на 18 апреля 1945 года форсировать реку Шпре и развивать стремительное наступление в общем направлении Фечау, Гольсен, Барут, Тельтов, южная окраина Берлина. Задача армии в ночь с 20 на 21 апреля 1945 года ворваться в город Берлин с юга.
2. Командарму 4-й гвардейской танковой армии в течение ночи с 17 на 18 апреля 1945 года форсировать реку Шпре севернее Шпремберга и стремительно развивать наступление общим направлением на Дребкау, Калау, Даме, Луккенвальде. Задача армии до вечера 20 апреля занять район Белиц – Тройенбритцен – Луккенвальде и в ночь с 20 на 21 апреля овладеть Потсдамом и юго-западной частью Берлина. После того как армия подойдет к Потсдаму, она должна силами 5-го механизированного корпуса взять под охрану район Тройенбритцен. Далее задача армии вести разведку в направлении Зенфтенберг – Финстервальде– Херцберг.
3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях. Третий пункт этого приказа должен быть доведен до сведения каждого командира корпуса и бригады.
4. Об исполнении данного приказа доложить.
Конев, командующий 1-м Украинским фронтом
Крайнюков, член военного совета 1-го Украинского фронта
Петров, начальник штаба 1-го Украинского фронта».
Медленное продвижение вперед 1-го Белорусского фронта срывало все планы Ставки. (Автор сильно преувеличивает. – Ред.) Теперь уже не могло быть и речи о взятии столицы германского рейха на пятый день наступления. Позднее русские историки трактовали изменение плана битвы за Берлин следующим образом: «Итак, задача на 16 апреля [для 1-го Белорусского фронта] прорвать тактическую полосу обороны противника [первая и вторая полосы обороны] была выполнена только к началу третьего дня операции. Медленное продвижение войск 1-го Белорусского фронта ставило, по мнению Верховного главнокомандующего, под угрозу выполнение замысла на
19 апреля фон Овен записал в свой дневник:
«Битва на Одере вошла в критическую стадию. Обычно на третий, четвертый или пятый день решается судьба наступления. Министр [Геббельс] и все мы из его ближайшего окружения переживаем эти дни в состоянии крайнего нервного напряжения.
Министр поддерживает постоянную телефонную связь с генералом Буссе. Он обещал Буссе любую возможную поддержку и помогает ему чем только может. Так, например, в ночь со вторника на среду [с 17 на 18 апреля] Буссе срочно потребовалось несколько сформированных для него в Берлине маршевых батальонов. Из-за постоянных налетов штурмовой авиации транспортировка по железной дороге заняла бы слишком много времени. Поэтому министр немедленно распорядился собрать колонну из городских автобусов и других транспортных средств, и уже через несколько часов солдаты вступили в бой на нужном участке фронта.
В среду [18 апреля], в третий день сражения, возникла критическая ситуация, когда Советам удалось захватить стратегически важные Зеловские высоты под Букковом, так называемую «Бранденбургскую Швейцарию». Наши резервы тотчас нанесли контрудар. Им удалось снова отбить высоты у врага. Но последовала новая атака советских войск, и им опять удалось овладеть высотами. День прошел в непрерывных ожесточенных боях, в которых обе стороны несли большие потери. Возникает страшный вопрос: удастся ли задержать противника на подступах к Берлину или же вскоре бои начнутся уже в самой столице рейха?
На следующее утро, это уже четверг 19 апреля, министр разговаривал по телефону с полковником Хёльцем, начальником штаба 9-й армии, который для исправления угрожающего положения, сложившегося под Букковом, просит срочно прислать не менее четырех батальонов из состава подразделений, предназначенных для обороны Берлина.
Тем самым министр вынужден искать ответ на принципиальный вопрос, где следует защищать Берлин – на Одере или в самом городе. Он не сторонник полумер. Если есть шанс с помощью сил, собранных для обороны столицы рейха, разбить русских еще на подступах к Берлину, тогда он готов бросить на помощь 9-й армии все войска, дислоцированные в Берлине. И напротив, он считает нецелесообразным направлять на фронт всего лишь четыре батальона, которые не спасут армию Буссе, но, с другой стороны, существенно ослабят оборону Берлина.
Начинаются лихорадочные переговоры. Военный комендант Берлина генерал Рейман заявляет, что якобы оборона Берлина настолько слаба, что после отправки четырех батальонов он не сможет взять на себя ответственность за последствия. После этого заявления в его адрес раздаются упреки в малодушии и пораженчестве и требования заменить его более молодым офицером, готовым взвалить на свои плечи ответственность за судьбу столицы.
Тем не менее каждый разумный и трезво мыслящий человек понимает, что он прав. Руководитель берлинского штаба СА обергруппенфюрер Гренц, которому подчиняется и берлинский фольксштурм, разделяет мнение Реймана. Ведь в Берлине в нашем распоряжении имеется всего лишь один охранный полк, тридцать батальонов фольксштурма (в Берлине формировалось более 200 батальонов фольксштурма. – Ред.) [вооруженных только частично] и несколько малочисленных подразделений полиции, зенитчиков и гитлерюгенда.