Битва за Санта-Барбару
Шрифт:
Покинув кафе-убежище, Алекс без труда нашел ближайший госпиталь и определил туда окончательно потерявшего рассудок Дьюка. К счастью, врачи успокоили, заверив, что психологический шок должен скоро пройти.
– (Хорошо бы ему выздороветь побыстрее. Сколько ему лет? Ровесник нашему Афоне, может, чуть постарше?) – размышлял Нахимов, бродя по больнице.
Его тоже осмотрели, сказали, что из города вылететь нельзя, все аэропорты закрыты, поинтересовались, есть ли ему где ночевать, и предложили остаться в госпитале.
Алекс пошарил по карманам,
– (Растерял свои причиндалы), – пострадавший опустился на кровать и мгновенно уснул прямо так, сидя, чуть не свалившись на пол.
Заботливые руки уложили, раздели и протерли приятно пахнущей жидкостью всё тело. На следующее утро эти же руки принесли свежую одежду по размеру и аккуратно развесили в шкафу. Алекс не просыпался. Руки измерили давление и пульс.
– (Стресс еще не прошел), – решили руки и поставили капельницу с успокаивающим и физиологическим растворами, предназначенными поддержать организм.
Больница была пуста. Во время атаки практически всех пациентов выписали, готовясь к приему пострадавших. Врачи и медперсонал вышли по тревоге на работу. Подготовили операционные и столпились у входа в госпиталь в ожидании покалеченных жертв из башен. Но никто не приехал, ни одна машина скорой помощи. Пришел только Алекс и привел несчастного мальчика, совсем помутившегося сознанием от пережитого.
Тогда все дружно стали заботиться о Нахимове. Так дружно, что он проспал более трех суток.
Алёна была ну о-очень сообразительной и технически грамотной. Намучившись с «поисками» через придуманную маленькую линзу, она мысленно приспособила к ней длинный оптический световод с широким окуляром на конце. Дело пошло быстрее. «Рыскать» по городу стало легче. В конце концов воображаемый «видоискатель» остановился над крышей неизвестного дома и больше никуда не желал перемещаться. Алёна рассматривала черепичную крышу и никак не могла сообразить, что ее взгляд тут делает и почему не скользит дальше?
Очнувшись, Алекс взглянул на часы: 14 сентября. Он проспал три дня. Первое, что родил его мозг после пробуждения, был номер домашнего телефона. Он схватил трубку и ответил оператору, что должен срочно позвонить домой по номеру 222 56 98 и что это в городе Лавленд в Колорадо.
Урбанова не узнала звонящего.
– Алло! Алло! Я вас не слышу!
Тихий, слабый неродной голос сказал:
– Меня и не слышишь? Такого быть не может.
– Алёш, это ты? Ты жив? Ты жив! – набирала она обороты. – Я знала, ты выживешь, что бы ни случилось, ты будешь жить!!! Где тебя три дня носило? Я тут уже в коматозном состоянии, что, позвонить было трудно?! Господи, что я несу, где ты?!
– Мадам, всё в порядке, я в Нью-Йорке, в госпитале, – успокоил он.
– Что с тобой? Ты ранен? Какой госпиталь? Я сейчас же вылетаю, – Алёна забегала по квартире.
– Вылетать никуда не надо. Я не ранен. Просто привел сюда парнишку
– Еще бы, после такого стресса! Как ты себя чувствуешь? – она присела на диван.
– Я в полном порядке. Могу оставаться в госпитале бесплатно, пока не начнут летать самолеты. Говорят, что они пока над Америкой не летают, – он помолчал. – Афоня вернулся? Хотя что я спрашиваю, – молчание. – Похоже, что работа накрылась.
– А зачем нам Нью-Йорк? Летом жарко, зимой холодно и сыро. Не нужен нам этот город. Я никогда и не хотела туда переезжать, – отчаянно убеждала себя и его Алёна.
– Да… и я бы не смог теперь здесь жить после всего, что случилось.
Утром 17 сентября позвонил Нахимов:
– Вылетаю домой.
– Когда?! – глаза Алёны засветились от радости.
– Сегодня, через три часа, – голос был бесцветным. – Я уже в аэропорту. Сижу в отстойнике. Просветили всего с головы до пяток. Нашли одну металлокерамическую коронку. Долго мучились, всё хотели разобраться, чем я звеню, – Алекс полез в нагрудный карман, достал и развернул буклет. – Мне прислали новый билет, из авиакомпании.
– Здорово! А то я думала, что старый пролетел мимо. Сэкономим! – Урбанова кокетливой походкой продефилировала по комнате.
– Это надо сказать спасибо госпитальным работникам. Они раззвонили обо мне на весь Нью-Йорк.
– Пресса была? – Алёна с интересом рассматривала свое отражение в зеркальной панели, занимавшей целую стену в их спальне.
– Да ну тебя, ты не представляешь, какое у всех подавленное настроение!
– А у меня вообще: смято, раздавлено и проутюжено, но я стараюсь не поддаваться. Собираю остатки энтузиазма в кучку и строю воздушный замок! Слава богу, что ты нашелся! Главнее ничего нет. Жизнь-то продолжается! – она звучала бодро. – Пока-пока? Жду! До встречи в аэропорту! Кстати, а какой номер рейса?
– 409, прилетает в восемь двадцать вечера, – прочитал муж, с трудом разбирая едва заметные цифры. – Я доберусь сам, на микроавтобусе.
– Еще чего. Мы тебя встретим, как героя! – по ее тону было очевидно, что возражать бесполезно. – Да, и попроси, пусть тебе дадут место около аварийного выхода.
– У тебя что, теперь всегда будут такие шуточки?
– Дурак, – ласковее было трудно произнести. – Там больше места для ног. Ведь лететь-то долго.
– Угу. Понял. Ну пока.
– Пока-пока. Осторожненько там.
– Мышь, не мыши. Всё будет замечательно.
Алёна знала, что больше ничего плохого не произойдет, но на всякий случай ни на минуту не отпускала зеленую точку в своем сознании. Прозрачное окошко больше не появлялось, и она опять манипулировала знакомым символом в своем мысленном пространстве.
Урбанова вышла из душа и пристально рассмотрела себя в зеркале, на сей раз в ванной комнате:
– (Не бывает худа без добра. Скинула килограммов пять. Хорошо выгляжу, только вот физиономия вниз немного сползла и окологубные складки ярче проявились).