Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
Шрифт:
Душевный подъем защитников нашел отражение во многих боевых песнях и пасквилях, [389] высмеивавших безрезультатность действий войск Бакуфу, а также в заявлениях о своих целях и намерениях. Эти заявления перебрасывались в лагерь противника в форме «писем-стрел» (ябуми), когда послания привязывались к древкам стрел, что отражено в официальном отчете о кампании. В своих «письмах-стрелах» защитники вновь и вновь подчеркивали, что у них нет никаких материальных притязаний, и что единственная причина, побудившая их укрыться в замке Хара — это избежать преследований и иметь возможность свободно отправлять свои христианские обряды. Они объясняли, что их цели их — не от мира сего. Если бы они просто заботились о своей земной жизни, они бы никогда и не помыслили о восстании; взгляды их направлялись к жизни грядущей (госё), и они жертвовали собой, зная, что за страдания в этом мире их ждет радость на Небесах. Будучи христианами, в случае смерти при защите своей веры они гарантированно попадали в рай. В «нормальное» время, говорилось в одном из писем, они бы не колеблясь пришли на помощь правительственным войскам, подавляющим врагов Сёгуна, однако теперь они сражаются под водительством «посланника Небес» (амэ-но цукай) Амакуса Сиро, низлагавшего
389
Окада (Амакуса, с. 253) цитирует некоторые бесшабашные куплеты в стиле «Вперед, солдаты Христа!», распевавшиеся под барабанный аккомпанемент незадолго перед последним приступом замка. Песня была громкой и слышалась в лагере осаждавших, где вызывала заметное удивление — все знали о безнадежном положении оборонявшихся.
Со стороны материка у замка собрались правительственные силы, мобилизованные даймё с Кюсю по приказу из Эдо. Их материальное обеспечение было значительно лучше, чем у оборонявшихся. К концу февраля замок Хара осаждало более ста тысяч войск, а в марте они были значительно усилены. [390] Для того времени это была огромная армия — гораздо больше той, что была задействована в битве при Сэкигахара в 1600 году, в которой Токугава добились решительной победы. Правительственные войска были хорошо экипированы, и на ранней стадии осады генерал Итакура сосредоточил усилия на создании запасов. В дополнение — интересный факт, проливающий свет на способы ведения войны в тот период — предприимчивым торговцам из Киото и Осака разрешалось свободно торговать излишками продовольствия и боеприпасов среди отрядов, осаждавших замок. Ничего подобного не получали оборонявшиеся, припасы которых были практически полностью ограничены тем, что они смогли принести с собой, когда вошли в замок. [391]
390
Паже предполагает, что количество войск властей к концу марта достигло 200000 (Religion Chretienne au Japon, p. 847) но это, вероятно, преувеличение. Официальные японские источники дают подозрительно точную цифру: 100619 к концу марта, и говорят, что под конец кампании было задействовано всего 124000 человек. Общие затраты правительства составили 400000 золотых рё (приблизительно семь миллионов фунтов стерлингов в ценах 1975 года).
391
Население могло сноситься с поддерживавшими их христианами на холмах вне замка с помощью детских воздушных змеев (Окада, Амакуса, с… 256), однако не было никакой возможности получать от них материальную помощь.
И все же, у атакующих было много слабостей, которые помешали им добиться быстрой победы. В начале их руководство было малокомпетентно, а моральный уровень — низок, отчего они проявили гораздо меньше мастерства и сильно уступали инсургентам в храбрости. Большинство их пушек было слишком слабы, чтобы вести эффективный огонь на расстоянии пятисот ярдов, отделявших их линии от замка; по той причине, что командовавший ими генерал настаивал на присылке подкреплений перед тем, как двигаться вперед, или проводить атаку, они не смогли воспользоваться начальной уязвимостью защитников замка. И, наконец, атакующие не представляли собой единой силы, будучи войском, составленным из семи подразделений, прибывших из разных уделов. По мере того, как нарастали нетерпение и напряженность, все чаще случались стычки, особенно между представителями сил Хосокава и Курода, выливавшиеся в массовые ссоры и даже смертоубийства. Сам Сёгун был вынужден сделать им замечание, указав, что следует сосредоточить усилия на совместных действиях против общего врага.
Для усиления своей огневой мощи, атакующие построили подвижные осадные механизмы и высокие башни (ягура) со специальными приспособлениями для установки тяжелой артиллерии. В одном из дневников того времени зафиксирована живая беседа между инсургентами и группой рабочих, трудившихся на постройке осадных приспособлений у крепостной стены. Когда оборонявшиеся стали бросать с парапета камни, рабочие закричали, что это несправедливо, поскольку они трудятся только лишь потому, что их хозяева заставили их выполнять эту работу, причем против их воли. Аргумент возымел желаемое действие, и они смогли продолжать трудиться без помех. Закончив работу, один из них крикнул: «Эй, в замке, бедные вы бедные! Вам приходится жить в земляных норах и есть только соевые бобы да сухие стручки. Почему бы вам не бросить все это и не сдаться?» Тогда один из инсургентов высунулся из амбразуры в стене и прокричал: «Насчет того, что мы живем в земляных норах — это ты прав, но посмотри, какую изысканную рыбу мы едим каждый день!» И он гордо вытянул вперед руку со свежим лобаном, так, чтобы рабочий мог ее увидеть. [392]
392
Там же, с. 195.
Вместо того, чтобы идти на риск фронтальной атаки по заболоченной местности, осаждавшие решили прорыть тоннель, который шел бы прямо от их боевых линий в замок. Работы велись в полной тайне, однако вскоре оборонявшиеся услышали звуки из подкопа и предприняли ответные действия, заполнив тоннель дымом и сливая туда все экскременты и мочу.
Это сделало работу невозможной, и план был оставлен. [393] Следующим намерением было разрушить замок огромными ядрами. Они были вынесены на переднюю линию, причем каждое поднимали двадцать пять человек, но по какой-то причине (возможно — из-за отсутствия соответствующих орудий) ими ни разу не стреляли. [394] Затем решили воспользоваться услугами специалистов, известных как «люди-невидимки» (ниндзюцудзукаи), которым предписывалось тайно проникнуть в замок Хара и вернуться с информацией. Эти шпионы оказались достаточно эффективными, и их использовалось несколько десятков. В конце марта двое «людей-невидимок» проникли в замок, причем к их поясам были привязаны веревки, чтобы, в случае ранения или смерти, тела можно было вытащить обратно. [395] Правда, именно эти веревки и могли выдать их присутствие, однако оба вернулись обратно с подробными отчетами об обороне замка и новых фортификационных работах. В одном случае «человек-невидимка» из провинции Оми, что неподалеку от Киото, проник во внешнюю цитадель, однако был
393
Цудзи, Эдо Бакуфу, с. 405; Окада, Амакуса, с. 206.
394
Окада, Амакуса, с. 209. Одно из этих огромных каменных ядер сохранилось на цементном пьедестале в Нагасаки, где его несколько неуместно окружают железные распятия.
395
Окада, Амакуса, с. 254–55.
Правительство сёгуната в Эдо, которое все более волновали предполагаемые последствия восстания, решило послать в Симабара второго генерала с подкреплением. [396] На эту роль был избран Повелитель Мацудайра Нобуцуна, один из главных членов Великого Совета, которому сёгун особо доверял. С пятью тысячами человек, тремястами лошадей и тяжелой артиллерией, он выступил на запад, проделав сперва марш до Осака, а оттуда, флотом в шестьдесят кораблей, он переправился на Кюсю. Как только первый посланник сёгуната, генерал Итакура услыхал о новом назначении, он решил штурмовать замок, в надежде взять его до прибытия Мацудайра. Одной из причин этого, как предполагается, было письмо, полученное им от двоюродного брата из Осака. [397] Его корреспондент писал о восставших, как о «грязных крестьянах» и предупреждал, что замок Хара будет атакован и взят в первый же день, как прибудет Мацудайра со своими силами. Исполненный решимости избежать подобного бесчестья, Итакура приказал идти на приступ 3-го февраля. Атака была плохо подготовлена и, несмотря на тяжелые потери, самурайской войско не смогло пробиться во внутренний периметр. Когда оборонявшиеся увидели, что нападавшие отбиты, с крепостных стен посыпались громкие насмешки; самураев обвиняли в трусости, говоря, что они способны лишь мучить несчастных крестьян, но не в состоянии штурмовать укрепленную позицию. [398]
396
Часто предполагается, что Мацудайра был послан, чтобы заменить генерала Итакура, к которому Бакуфу потеряло доверие. Вряд ли это было так. Когда Мацудайра выехал из Эдо в середине января, восставшие еще не укрепились в замке Хара и у правительства не было причин сомневаться в эффективности действий Итакура. На самом деле Мацудайра был послан не для замещения предыдущего генерала, но чтобы помочь ему как можно быстрее разделаться с восставшими. Однако, Итакура интерпретировал назначение Мацудайра как угрозу своему статусу командующего.
397
Окада, Амакуса, с. 159.
398
Там же, с. 138. В их насмешках содержалась игра слов: сэмэру= 1. «пытать», 2. «нападать».
Разъяренный неудачей, твердо намереваясь спасти свою честь, Итакура решил предпринять общую атаку на рассвете в первый день Нового года (14 февраля по западному календарю). На этот раз неудача была еще более полной. Около четырех тысяч правительственных солдат было убито и ранено. Генерал Итакура, который в припадке внезапной решимости поставил на карту все и лично возглавил атаку, был убит. Очевидно, он предчувствовал свою смерть, поскольку накануне наступления написал мрачное прощальное стихотворение, в котором просил: «Когда от цветка, распустившегося в новогодний день, останется только имя, вспомни, что это был командующий наших сил (сакигакэ-то сирэ)! [399] »
399
Окада (Амакуса, с. 161) цитирует эту поэму, но сомневается в ее аутентичности.
Известие том, что командующий генерал был убит крестьянским сбродом, произвело шок среди руководителей правительства в Эдо. Это было крайнее унижение, которое могло серьезно подорвать их престиж как в Японии, так и за рубежом: если простые фермеры могли успешно глумиться над Бакуфу, что же могло произойти, если бы восстали крупные даймё? Самого Итакура посмертно порицали за непродуманность тактики, приведшей к несчастью. Одновременно, нескольким даймё с Кюсю было приказано присоединиться со своими силами к Мацудайра для проведения завершающей кампании против инсургентов.
Мацудайра не стал повторять ошибок своего предшественника, сразу же отставив все планы обшей атаки, и сосредоточил усилия на блокаде замка. Вместо того, чтобы подвергаться риску тяжелых потерь при попытке выбить обороняющихся, он решил уморить их голодом, одновременно дав отдых своим войскам и проведя их перегруппировку. Для самурайской армии, занятой в подавлении крестьянского восстания, подобная стратегия не представлялась особо благородной, однако Бакуфу ее полностью одобрило. Очень опасаясь, что защитники могут попытаться тайно бежать, Мацудайра принял многочисленные меры предосторожности — например, приказал возвести палисады, вырыть траншеи и жечь факелы ночи напролет. Он также велел изменить пароль, поскольку восставшие его узнали; в дальнейшем всякий на вопрос «Гора?», должен был ответить «Река».
Новый командующий прибег также к психологическому воздействию, пообещав прощение всем восставшим, кто выйдет из замка и сдастся; в последствии им сулили освобождение от налогов и предоставление особых рисовых наделов. Этими искушениями он надеялся посеять разлад среди оборонявшихся, однако его предложения были полностью отвергнуты. Отвечая с помощью «посланий-стрел», инсургенты высмеяли предложения Мацудайра, говоря, что они — «убежденные христиане» (омоикиритару кириситан), вера которых столь сильна, что даже пули атакующих не в силах причинить им вреда. [400] Они никогда не станут думать о возможности принять прошение, если оно подразумевает какой-либо компромисс с их верой, ибо единственное, чего они желают, — это права свободно отправлять свои христианские обряды. Однако именно на это Мацудайра и не мог пойти, так что обмен посланиями закончился ничем.
400
Там же, с. 200, 204.