Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
Шрифт:
В нашем веке набор почитателей Осио был примерно тем же. В 1918 году он был представлен в качестве вдохновителя зачинщиков «рисовых бунтов», захлестнувших Осака и другие крупные города. [452] В 1920-х годах Осио был поднят на щит диалектическими материалистами и изображен героем-первопроходцем, восстание которого явило собой первый акт осознанной классовой борьбы против старого феодального порядка. В период ультранационализма, начавшийся в следующем десятилетии, опыт Осио высоко оценивался интеллектуалами правого крыла, [453] а также оказывал воздействие на «молодых офицеров» и ультранационалистов, чьи кровавые перевороты 1930-х годов были всегда практически на сто процентов обречены на поражение. [454] С изменениям политического климата после 1945 года Осио вновь стал героем представителей левого крыла; и в то же время он служил образцом для Мисима Юкио.
452
Эти крупномасштабные выступления против растущих цен на продовольствие в основном принимали формы (как и в 1837 году) нападений на богатых рисоторговцев; иногда, однако, ярость была направлена против полиции, и для подавления бунтовавших приходилось вызывать регулярные войска. (Абэ Синкин. Осио Хэйхатиро, в сб.: «Нихон дзинбуцу-си тайкэй» [Большая серия биографических
453
Например Накано Сэйго, член парламента и глава Великой Восточноазиатской Лиги («Дай Тоа Рэммэй») и других ультранационалистических обществ, совершивший харакири в 1943 году после размолвки с генералом Тодзё. Накано верил в «твердые действия» и приветствовал нападение Японии на Россию ради помощи Китаю. См.: Richard Storry, The Double Patriots, London, 1957, p. 150.
454
См.: Storry, Double Patriots и Ivan Morris, Nationalism and the Right Wing in Japan, London, 1960, приложение IV. Перевороты, особенно в феврале 1936 года, играли, как правило, прямо на руку консервативному милитаристическому истэблишменту, который пользовался ими для подавления оппозиции.
Столь неоднозначный герой вызвал к жизни богатую и весьма разнообразную литературу. Кроме довольно скудных документальных сведений, об Осио существуют книги и пьесы более популярного характера. В период Токугава, когда восстание еще не было окончательно подавлено, его события уже начали использоваться, как материал для драматургов и профессиональных рассказчиков, быстро разнесших его славу по стране. Позже в XIX веке писатели эпохи Мэйдзи с немалым уважением рисовали с него образец идеализма и самопожертвования. [455] Пожалуй, Мори Огай был самым выдающимся писателем в Японии, избравшим Осио в качестве героя своего произведения. Как указывал Дональд Кин, вдохновившись самоубийством генерала Ноги, произошедшим в 1912 году, Огай, сделавший себе имя на сочинении повестей в стиле немецкой романтической традиции, оставил свою успешную карьеру ради того, «чтобы посвятить себя исключительно утомительному, исторически корректному описанию добродетельного самурая», полагая, что все, связанное с этим феноменом, «представляет квинтэссенцию того, что подразумевается под словом ‘японец’». Среди этих произведений есть одна короткая новелла, в основу которой положены события двух последних жизни Осио. [456] В эпоху «либерализма» — начало 1920-х, — была популярна пьеса, в которой Осио выведен, как великий лидер-гуманист; в послевоенный период он был героем нескольких сценических и телевизионных драм, где его изображали бравым идеалистом, ведущим безнадежную борьбу с хитрым консервативным истеблишментом.
455
См. Абэ, Осио Хэйхатиро, сс. 279-80 — наименования.
456
Осио Хэйхатиро Мори Огай был впервые опубликован в 1914 году. Это — занимательная история героя, которая, впрочем, с исторической точки зрения должна восприниматься с известной осторожностью. По Мисима — Какумэй-но тэцугаку…, с. 30 — «аполлонистический» подход Огая сделал для него трудным душевное постижение активного Осио, деятельность которого была целиком и полностью «дионисийской». Только «симпатия к проигравшему» (хоганбиики), приобретенная Осио у японцев после того, как его восстание провалилось, и он был вынужден принять роль жертвы (то есть уподобиться Ёсицунэ в конце жизни), позволило Огай отнестись к своему герою с уважением.
В жизни побежденного японского героя обычно наступает момент, когда он внезапно осознает, что все его прежние успехи уже не повторятся, и отныне та эмоциональная логика, что определяла его жизнь — искренность, мужество, отказ от компромиссов со злыми силами действительности — неизбежно будет висеть на нем мертвым грузом и вести к поражению и несчастьям. Так, по возвращению после своих побед на Западе, типического героя Ямато Такэру немедленно отправляют с новой миссией в восточные провинции, и он чувствует, что отец-император желает его ранней смерти. В легендарном сказании о Ёсицунэ герой прозревает на почтовой станции Косигоэ, когда последнее из его посланий к Ёритомо остается без внимания, и он осознает, что его всесильный брат твердо намерен уничтожить его. Для Масасигэ решительный час наступает, когда двор отвергает его совет и приказывает ему следовать к Внутреннему морю, где — как он это знает заранее — ему придется потерпеть поражение. В жизни Великого Сайго соответствующий поворотный момент наступает, когда он узнает о тех серьезных действиях, которые предприняли горячие головы из числа его молодых сподвижников, ворвавшись в правительственный арсенал, и отдает себе отчет, что теперь у него нет другого выхода, кроме как противостоять мощи имперской армии. После этих критических моментов истины герой вовсе не теряет головы, но полностью осознает суть своего призвания и опирается лишь на свои душевные ресурсы; только сила духа в позволяет ему держаться своего нелегкого пути до конца.
В истории Осио Хэйхатиро понимание того, что все пропало, приходит спустя несколько часов после начала восстания. [457] Он не получил той мощной поддержки от близлежащих деревень, которую ожидал, а горожане, которым он роздал оружие, были более склонны использовать его для грабежей и погромов лавок, торгующих сакэ, чем для сражения с правительственными войсками. Окруженный горсткой своих конфедератов, Осио сидит на раскладном стуле в конце моста Нанива и задумчиво жует рисовую лепешку, наблюдая за пылающими зданиями на другом берегу и прислушиваясь к реву правительственных пушек. Вскоре он меняет позицию и приказывает дать сигнал отступления — бить в большой барабан. Сражение будет продолжаться, но относительно его исхода уже нет ни малейших сомнений.
457
Восстание началось в 7 часов утра 19 февраля (1337 года); барабан пробил сигнал к отступлению незадолго до полудня. Детальное описание можно найти в книге Кода Сигэтомо Осио Хэйхатиро, Осака, 1942, с. 131–213; см. также Мори Огай, Осио Хэйхатиро, изд. «Иванами сётэн», Токио, 1960, с. 36–37.
Как и другие герои, Осио испытал все перипетии судьбы; именно в ключевые моменты острее всего понимается контраст между предыдущим успехом и грядущей катастрофой. Обаяние героического типа хоганбиики главным образом обусловлено этим контрастом; та неимоверная высота, с которой ему приходится падать, и вызывает в отношении героя сочувственные эмоции.
Хотя Осио Хэйхатиро никогда не достиг высот славы Митидзанэ и Ёсицунэ, в 1837 году любой объективный наблюдатель назвал бы его удачливым человеком. Ученый, официальное лицо, джентльмен-самурай, — он воплотил в себе и своей карьере все то, что более всего почиталось обществом того времени. [458]
458
Самое полное биографическое описание см. у Кода Сигэтомо в Осио Хэйхатиро.
459
Во времена восстания Осио население Осака было приблизительно 337000 человек, — в конце XVII века — 400000 человек. В Эдо — столице сёгуната, проживало более миллиона населения.
В начале XIX века страна представляла собой все еще замкнутую на себя, изолированную единицу. Точнее говоря, эпоха Токугава близилась к завершению, и со стороны западных стран Японии бросались все более и более настойчивые вызовы. Все же установившийся порядок централизованного феодализма оставался в силе, и правительство защищалось от иностранных поползновений, сохраняя политику «закрытой страны» (сакоку), которой насчитывалось уже двести лет. Когда небольшое судно «Моррисон», нанятое в Китае американскими миссионерами, привезло на родину несколько японцев-репатриантов, официальные чины Токугава приказали батареям открыть по нему огонь. Этим негостеприимным жестом, предпринятым в 1837 году (год восстания Осио), правительство известило как иноземцев, так и самих японцев о том, что status quo будет неизменно сохранено.
Именно в таком закрытом, кажущемся стабильном мире и родился в 1793 году Осио, — старший сын в самурайской семье среднего ранга. Несмотря на все социальные изменения долгого периода Токугава, самурайский класс, в большинстве уделов составлявший не менее десяти процентов населения, все еще сохранял полную монополию не только в качестве военной силы, но и в административной и юридической областях. Отец Осио занимал наследуемый пост полицейского инспектора в осакском магистрате; по существовавшей в те времена системе, эта должность в свое время должна была перейти в его старшему сыну. Несмотря на все свое стремление к равноправию, Осио чрезвычайно гордился своей генеалогией и всегда подчеркивал свое происхождение от семейства вассалов Токугава.
Лишившись в раннем возрасте обоих родителей (его отец умер, когда ему было шесть лет, а мать — на следующий год), мальчиком Хэйхатиро воспитывался у дедушки с бабушкой; позже он стал приемным сыном последовательно в двух семьях, глава второй из которых занимал тот же наследственный пост в осакском магистрате, что и его отец. [460] По Мисима, это неустроенное детство послужило причиной порывистого, жесткого, горячего характера героя. [461] Такие квази-фрейдистские рассуждения о личности часто бывают поверхностными и внушают подозрения; все же несомненно примечательно, что Мисима, сам почти всецело воспитанный бабушкой, объяснял характер героя таким образом.
460
Имя отца героя было Атобэ Итиро; из того немногого, что мы знаем об этом джентльмене, он предстает перед нами консервативной фигурой, сторонником истеблишмента, скрупулезно исполнявшим свои обязанности, но полностью лишенным блеска, присущего его сыну. Хэйхатиро был сперва принят семьей Сиода, а затем — Осио, имя которых он сохранил на всю остальную жизнь. См. генеалогическую таблицу в кн. Мори Огай, Осио Хэйхатиро,с. 68-9.
461
Мисима, Какумэй-но тэцугаку…, с. 32. «У нас нет сведений о том, как маленького Мартина учили чистоте», — пишет с плохо скрытым сожалением Эрик Эриксон (Young Man Luther: A Study in Psychoanalysis and History. New York, 1962, p.248.). Мы связаны отсутствием подобной ценной информации также в отношении Осио Хэйхатиро и прочих японских героев.
С юности Осио стали особо привлекать философские штудии. Как выходец из самурайского класса, он также занимался воинскими искусствами, особенно метанием копья, однако мало интересовался огнестрельным оружием, вероятно по причине связанных с ним иностранных, негероических коннотаций, и здесь следует напомнить, что одной из первых причин провала его восстания была неспособность его последователей в достаточной мере использовать свои ружья и пушки. В 1818 году в возрасте 25 лет он презрел социальные условности и женился на приемной дочери богатого фермера. Такого рода «неравные браки» не поощрялись в самурайской среде, и решение молодого человека часто приводят, как пример цельного характера, борющегося с социальными предрассудками. На портрете Осио Хэйхатиро, написанном приблизительно в то время, мы видим стройного, красивого молодого человека с самурайской прической и побритой головой, одетого в официальные одежды; [462] он сидит, держа в руках белый веер, рядом аккуратно положены два его меча, на удлиненном, овальном лице серьезное выражение. По описаниям того времени, его рост был около 165 сантиметров (довольно высокий по тогдашним меркам); изогнутые, узкие брови сходились дугами над глазами; взгляд был напряженным, острым, пронизывающим; на его широком, бледном лбу можно было заметить нежные голубые жилки. Недоброжелатели дали ему прозвище «зеленая тыква» (аобётан), намекая на цвет лица — результат слабых легких. Он страдал частыми кровотечениями, но превозмогал напряжением воли свои физические слабости. [463]
462
См. фронтиспис книги Кода Сигэтомо Осио Хэихатиро.
463
Мори, Осио Хэихатиро, с. 26.
В возрасте двадцать трех лет Осио автоматически занял пост своего отца в городской управе в качестве полицейского инспектора, находившегося в юрисдикции муниципалитета управления восточной части Осака, глава которого был высоким чиновником сёгуната, назначаемым из Эдо. Всего таких инспекторов было шестьдесят (по тридцать в западном и восточном управлении), они делили между собой повседневные судебные и административные функции в городе. Хотя занимаемая ими на феодальной лестнице рангов ступень являлась очень низкой, должность эта могла быть весьма прибыльной, поскольку в традиционные доходные статьи включались «благодарственные деньги» от проходивших по судебным делам представителей торгового класса и прочих, искавших их благорасположения. Осио дал ясно понять, что именно с этой традицией он не будет иметь ничего общего. С самого начала будущий повстанец зарекомендовал себя человеком, строго придерживающимся правил. Такая высокая нравственность могла серьезно повредить карьере Осио, однако его позиция укрепилась через несколько лет после назначения, когда в Осака на пост Управляющего восточным районом прибыл престарелый сановник из Эдо по имени Такаи, бывший губернатор Ямасиро. На Такаи молодой ревностный подчиненный немедленно произвел прекрасное впечатление, и он полностью его поддержал в борьбе с коррупцией и в деле насаждения законности.