Благословенный Камень

Вуд Барбара

Обнявшись и поцеловавшись, они попрощались, и Корнелия пообещала, что добьется освобождения матери. Амелия знала, что ничего не выйдет, — здесь Корнелий всесилен.

Не прошло и нескольких секунд после ухода дочери, как пришел Корнелий, поэтому Амелия заподозрила, что он стоял снаружи и ждал.

— В последний раз спрашиваю тебя, жена, отречешься ли ты от этой глупой прихоти? — спросил он, и, когда она отрицательно покачала головой, на его лице отразилось глубочайшее недоумение.

— Корнелий, мне кажется, что когда ты взял меня с собой в цирк, то хотел напугать меня, — сказала Амелия. — Ты, наверное, рассчитывал, что вид казни Рахили заставит меня отказаться от моей веры. Но

вышло наоборот. Потому что из-за того, что я увидела… из-за того, что ты заставил меня увидеть, — ее голос окреп, — из-за того, что ты убил моих друзей, я, как никогда, укрепилась в своей решимости. Я никогда не назову имен своих братьев-христиан. И никогда не отрекусь от своей веры.

Он стоял, возвышаясь над ней в своей внушительной мантии, в одеянии, которое заставляло толпу расступаться перед ним, и глаза его сверкали гневом. Он не сказал ни слова, но, когда он, повернувшись на каблуках, вышел и дверь за ним захлопнулась, Амелия уже знала, что все кончено. Корнелий все равно добьется своего. Он хочет посмотреть, как она будет мучиться на арене цирка. И не только она: сначала он распнет Джафета, Хлои и всех остальных, а ее оставит напоследок.

Корнелий шел по сырым коридорам, поднимался по скользким ступенькам, вкладывая ярость в каждый свой шаг. В голове у него уже зародился новый замысел — как обратить себе на пользу эту неудачную затею. Он скажет Амелии, что ему удалось добиться ее освобождения, используя свое политическое влияние, а также свою славу и репутацию. Она непременно разболтает об этом своим друзьям, и в очень скором времени станет героем в их глазах.

Ему не терпелось приказать начальнику караула, чтобы тот освободил ее, как они заранее планировали. Но начальника не было на месте, вместо него был кто-то из подчиненных — он объяснил, что начальник куда-то ушел и унес ключи с собой.

— Так иди и найди его! — рявкнул Корнелий, который уже загорелся поскорее отпустить Амелию и возвыситься в глазах остальных.

А внизу, в темной камере, сидела дрожащая и испуганная Амелия. Ее бросало в пот и трясло с ног до головы. Она думала о непрожитых ею годах жизни, о своей семье, о внуках, которые уже стали подрастать, и о своем городском доме, даже их деревня вдруг стала ей безумно дорога. Ей хотелось увидеть, как торжественно наденут свои тоги Гай с Люцием, посмотреть, как выиграет в суде свое первое дело ее старший сын, хотелось понянчить новых младенцев своих дочерей, стать старой и мудрой и наслаждаться каждый закатом. Она всегда воспринимала это все как должное — свою жизнь, свою семью, тогда как должна была благословлять каждый новый рассвет, радоваться каждому новому дню!

Она молилась, как никогда в жизни, эта женщина, которая когда-то не имела веры, а теперь исполненная веры. Она молилась, чтобы Бог дал ей знак, что ей делать.

Она прислушивалась, надеясь получить ответ, но слышала только давящую тишину массивных стен, узницей которых она была, и крики заключенных. Она прислушивалась к биению своего сердца, отгоняя страхи, которые нашептывало ей сознание. Молилась и слушала. Наконец, обессилев от страха, голода и жажды, Амелия вынула из-за пазухи ожерелье и пристально вгляделась в голубой кристалл, в котором сгусток алмазной космической пыли приобрел вид распятого Спасителя. И тут же получила ответ.

Именно этот камень вновь заставил ее поверить в богов, и именно он укрепил ее веру теперь. Теперь она знала, что нужно сделать.

Трясущимися руками она стала извлекать камень из золотой оправы, и когда наконец вынула его и поднесла к тускло горящему факелу, то чуть не вскрикнула, пораженная его красотой. Из-за золотой оправы она не могла прежде видеть его восхитительную прозрачность, совершенную

форму и отчетливый образ Иисуса внутри. Как странно вспоминать теперь, что когда-то она считала этот камень проклятым и думала, что внутри у него живет призрак. Конечно же, Корнелий именно этого и добивался — чтобы она так думала.

А потом она представила себе предстоящую боль, пытки, агонию и, наконец, бесславную смерть на арене. Она знала, что у нее не хватит сил не выдать своих друзей под пытками. Сердце бешено колотилось. Ей хотелось быть сильной духом, но она знала, что плоть ее слаба. Но, может быть, здесь и сейчас, пока пытки еще не начались, у нее хватит сил.

Она мысленно вернулась в тот день, восемь лет назад, когда Корнелий, решая вопрос жизни и смерти, сделал выбор в пользу смерти. Теперь с тем же самым выбором столкнулась Амелия. И, думая о загубленном невинном младенце, она выбрала жизнь — вечную жизнь.

И, теперь приняв решение, она почувствовала, что на нее снизошел какой-то странный покой и все тайны прояснились. «Может быть, — размышляла она, — когда Иисус говорил о конце света, то Он имел в виду, что тот наступит не для всех сразу, а что каждый будет встречать его в свой час, на пороге смерти и начала новой жизни. Значит, сегодня ночью для меня наступит мой конец света».

Затаив дыхание, она прислушалась. И услышала в дальнем конце коридора приглушенные голоса. Нужно действовать быстро, пока за ней не пришли.

Проглотить камень оказалось не так-то просто. Ее бросило в пот и затошнило, как только она положила его на язык. И она подумала о том, чем когда-то дорожила, — о красивом доме и о муже, который теперь хотел любить ее, начав все сначала. Но видела она лишь висящего на кресте Человека, простившего тех, кто его распял, и так изменившего ее жизнь.

Она пыталась протолкнуть камень глубже в горло, но так и не смогла его проглотить. Она стала давиться и испугалась, что ее сейчас вырвет или она потеряет сознание, и тогда стражники вынут у нее изо рта камень прежде, чем он сделает свое дело.

Давясь и согнувшись пополам от мучительной боли, она проталкивала камень все дальше и молилась про себя: «Господи, если можешь, прости меня за то, что лишаю себя жизни, но я так слаба плотью. Я не могу допустить, чтобы мои дорогие братья и сестры оказались на арене вместе со мной, хотя бы наша смерть и была смертью мучеников».

Потом в ней резко проснулся инстинкт самосохранения, и ее охватила паника. Сердце яростно заколотилось, а руки сами потянулись к горлу. Душой она жаждала умереть, но плоть протестовала. Она изо всех сил хватала ртом воздух, грудь пронзила режущая боль, ей казалось, что у нее вот-вот лопнет голова. Она упала на пол и забилась, как выброшенная на берег рыба. Легкие жгло огнем, в ушах раздавался оглушительный звон. «Господи, милосердный, закончи мои мучения!»

Наконец на нее снизошел небывалый покой — жизнь оставляла ее тело. И когда тьма уже начала поглощать Амелию, и она приготовилась умереть и воссоединиться с Рахилью и своими возлюбленными братьями, а может быть, и с погубленным ребенком, она вдруг подумала с радостным удивлением, что вещь, которой Корнелий хотел ее наказать, открыла ей путь к спасению.

Какое-то время спустя

Стражники не поняли, отчего она умерла. Тюремный врач сказал, что по внешнему виду госпожи Амелии можно предположить, что она умерла от сердечного приступа. Наверное, сказал он, она слишком испугалась предстоящих пыток. Корнелий вспомнил, как она сказала, что зрелище казни привело к обратным результатам. Она была права. Он действительно хотел ее напугать, но не до смерти.