Блатные из тридевятого царства

Волков Валерий

– - Это кто там гавкает?

И сразу же получил достойный ответ:

– - С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает атаман Кривой, слыхал такого?

– - Нет, -- честно ответил я.

– - Тогда руки в гору, знакомиться будем.

Поигрывая топором, из кустов вышел приземистый мужичок, ветхая одежонка сияет белыми пятнами заплат, всклоченная густая борода цепляется за стебли заячьей капусты. Встреть такого средь базарной толчеи и внимания не обратишь.

Атаман с ехидной улыбкой обошел обоз и довольно цокнул языком. Повинуясь

знаку, из кустов высыпало еще человек двадцать. Публика еще та. На мерзких рожах гнусные ухмылки, в загребущих руках ножи да пики. Нас согнали в кучу и принялись вязать руки. Потом выстроили цепочкой и, подгоняя обухами топоров, погнали в чащобу. Замыкали процессию четверо угрюмых молодцов с пищалями в руках.

Перескакивая через поваленную сосну, я наткнулся на отчаянный взгляд Евсея. Фраер хотел что-то крикнуть, но идущий рядом разбойник ударом кулака заткнул ему рот. Я рванулся вперед, удар по почкам быстро остудил мою прыть. Евсей, слизывая кровь с разбитой губы, тоже решил повременить с разговорами.

Спокойней всех вели себя братья Лабудько. Степенно вышагивая вслед за конвоирами, они с детской непосредственностью глазели по сторонам, на квадратных лицах никаких эмоций. Мне бы их выдержку.

Лес стал редеть, впереди замаячил просвет, мы вышли на большую поляну, в центре которой приютилась сложенная из не ошкуренных стволов избушка без окон. Первым делом нас тщательно обыскали. Затем пришел черед пролеток. Добра там хватало. Радостные вопли разбойников известили о том, что с амуницией, провизией и прочим барахлом можно проститься. Утешало одно -- княжеские червонцы для закупа стенных лошадок так просто не найти. Устроенный в пролетке тайник и средь бела дня сложно заметить, а уж в сумерках и подавно.

Первое, что подвернулось бандитам под руку -- фляга с медовухой, жалованная Белобородом. Находка так воодушевила банду, что дальнейший осмотр захваченного они отложили до утра.

Разбойники готовились пировать. Наши съестные припасы пошли на закуску. Я воспрял духом. Паника и страх уступили место здравому смыслу. Да, -- струхнул поначалу, со всяким случиться может. Я ж не герой былинный, а простой смертный. Пищаль хоть и не "калашников", но дырку в организме делает.

Все складывалось ни так уж безнадежно. Мы, под присмотром четырех мужиков с пищалями, валяемся на земле. Рядом, метрах в десяти, пылает костер. Разбойнички накрывают стол, с губ стекает слюна. Ждать, когда откупорят флягу, осталось не долго. А тогда уже возможны варианты, главное руки освободить...

Но атаман был иного мнения, никакие варианты, кроме собственных, его не устраивали. Прежде, чем начать пьянку, приказал примотать нас к соснам. Подчиненные Кривого проявили поразительный энтузиазм. Через минуту я был притянут веревкой к ближайшему дереву, да так, что любо дорого посмотреть, младенцев опытные мамаши пеленают с меньшей заботой. Рядом застыли Ванька с Васькой, чуть поодаль Антоха с Сорокой ну и далее по списку.

Лишь когда очередь дошла до Федьки случилась

небольшая заминка. Воспользовавшись темнотой и всеобщей суматохой, он сумел каким-то чудом освободить руки и кинулся в неравный бой. Помочь ему мог только Лёнька, единственный, кого еще не примотали к сосне. Но граф не шевельнулся.

Заплясали длинные тени в пламени костра. Словно свора собак десяток разбойников кинулись на Подельника. Свалка получилась отменная, ком из человеческих тел катался по поляне из одного конца в другой. В его центре, отчаянно размахивая руками и ногами, бился Федька.

Какое-то время кроме мощного пыхтения не было слышно ни звука. Но вскоре дикий вопль Подельника известил о конце схватки. Не успела осесть пыль после кучи-малы, Федор стоял уже возле меня в обнимку с соседней сосной. Пытаясь хоть как-то подбодрить друга, я прошептал:

– - Ты как?

– - Нормально, -- отдуваясь, ответил Подельник.

– - А чего орал?

– - Да понимаешь, Пахан, -- зло выдохнул Федор, -- они крутили-крутили меня, ломали-ломали, вдруг вижу перед носом задница. Думаю, укушу гада напоследок ... Своя оказалась...

Покончив с Федькой, разбойники накинулись на Лёньку. И тут сволочная натура графа проявилась в полный рост. Едва цепкие пальцы коснулись графского тела, тот взвыл, словно пожарная серена, пугая лесное зверье на десятки верст в округе:

– - Я не тот, я не этот! Я не с ними, они не со мной! Я все скажу, все! Господин Косой! Господин Косой!!!

Бац! Донесся до нас хлесткий удар и следом Ленькины всхлипы.

– - Чего дразнишься, -- насупился атаман, -- Кривой меня кличут и ни как иначе.

– - Да, конечно, -- согласился Лёнька.

– - Чего звал?
– - полюбопытствовал Кривой.

– - А бить больше не будете?
– - пролепетал Лёнька.

– - Еще как будем, -- пообещал атаман, доставая из-за голенища плетку.

Граф заговорил. Рассказал кто мы и откуда. Указал местонахождение тайника, надеясь золотом купить свободу. Кривой лично выдрал с корнем седушку пролетки, под которой хранились княжеские червонцы. Но Леньки и этого показалось мало. Указав корявым пальцем на меня, он безжалостно заявил:

– - Этот самый главный. Паханом зовут. Перво-наперво его повесить следует, остальных можно после.

– - Ничего, -- ухмыльнулся атаман, пересчитывая червонцы, -- не баре, до утра потерпят. А ты, -- потрепал он графа по щеке, -- вижу парень не плохой. Как кличат-то?

– - Леопольд, -- с готовностью ответил Лёнька.

– - Эй, Косолапый, -- позвал атаман рослого разбойника, -- налить Леопольду, с нами гулять будет, заслужил.

Довольные богатой добычей лесные пираты уселись пировать. Ветерок доносил запахи жареного мяса и сладкое чавканье двадцати глоток, которое изредка перебивал тоненький голосок захмелевшего Лёньки:

– - Я, Леопольд!

– - Знаю, -- смеялся атаман.
– - Косолапый, налей гостю.

После короткого затишья Лёнька опять напомнил о себе: