Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
– - Леопольд я!
– - Помню, -- оскалился Кривой.
– - Косолапый, чарку Леопольду!
– - Н-нет, вы не п-поняли, -- еле ворочая языком, лепетал племянник Старобока.
– - Я Леопольд де Билл, граф, наследник двух престолов...
– - Эй, Косолапый, Леопольду больше не наливать, заговариваться начал.
К рассвету пьянка пошла на убыль. Часть разбойников, те, что пьяны в стельку, заснули на месте, вторая половина, пьяная в доску -- расползлась по поляне. Атаман сумел добраться до избушки.
В воздухе повеяло прохладой. Близилось утро. Все чаще слышен звонкий
– - Слышь, Пахан, -- зашептал Васька, -- может уже пора?
– - Чего пора?
– - не понял я.
– - Ну, это, стрелку забивать.
– - Да чего там, -- вмешался Ванька.
– - Давай, Пахан, нынче без стрелки обойдемся, сразу рожи всем разобьем.
– - Вы чего, -- ошалел я от наглости братьев, -- а веревки?
– - Подумаешь, -- фыркнул Васька и напряг мускулы. Случилось чудо, путы лопнули как нитки. Мне чуть дурно не сделалось, показалось, что с ума схожу.
– - Где вы раньше были?!
– - Зарычал я, еле сдерживая восторг.
– - Так команды твоей ждали. Боялись планы командирские сорвать, вдруг чего другое замыслил.
– - Мы, ежели, что, обратно охомутаемся, -- поддержал брата, освободившейся секундой позже Ванька.
– - Подождем коли надо. Обидно только, эти поганцы проснуться и дожрут наш провиант, потом завтракать нечем будет.
О, Господи! Дай мне силы, -- стиснул я зубы, давя в себе бешенство. В Шестерках спал гений, причем один на двоих и с каждым днем все крепче и крепче. Кто мне может объяснить -- почему для умственной деятельности предел существует, а для идиотизма нет? Осмыслив увиденное и услышанное, я понял лишь одно -- количество разума на земле величина постоянная, а население как известно растет... Ну, да ладно. На судьбу, дураков и женщин принято не обижаться, к тому же времени нет, светает.
– - Всех связанных освободить, свободных связать, -- приказал я.
– - И поживее, иначе всю жизнь в шестерках бегать будете!
Угроза подействовала. Через пять минут, растерев затекшие руки, мы принялись за банду Кривого. Сопротивляться никто не думал, пьяный сон вещь крепкая. Лишь Косолапый попытался открыть глаза, но Васькин кулак надежнее любой пилюли от бессонницы погрузил его в прежнее состояние. Управились быстро. На траве у потухшего костра остался лишь Лёнька. Да еще из хижины доносилось неясное бормотание атамана. Покосившись на графа, дед Кондрат попросил:
– - Разреши, Пахан, этим выродком я займусь лично.
– - Заметив в моих глазах настороженность, он тут же добавил: -- Не бойся, не собираюсь грех на душу брать, но проучить стервеца следует, чтоб на всю жизнь помнил -- каково быть предателем.
Я махнул рукой, поступай, как знаешь. Дебилу все едино, что в лоб, что полбу. Из него б гвозди делать, как советовал товарищ Маяковский, а лучше шурупы и молотком, молотком по пустой головке.
Кондрат Силыч потащил безвольное тело графа в лес, мы пошли на штурм резиденции атамана. Попасть внутрь обычным способом оказалось невозможно. Массивная дверь, подпертая изнутри,
Кто бы мог подумать, что они, словно великие маги, могут проходить сквозь стены. Правда, когда это делают волшебники, стена остается целой, а у нас дверь вылетела вместе с косяком. Васька с Ванькой ввалились внутрь. Через минуту последовал доклад:
– - Все обшарили, денег нет.
– - А еще, -- добавил Васька, -- Кривого малость дверью пришибло, кажись, помирать собрался.
И только тут я обратил внимание на громкие стоны, доносившиеся изнутри. В груди противно екнуло, вдруг и, правда, атамана задавили. Жить или умирать -- его личное дело. Да кто нам скажет, где червонцы спрятаны? За чей счет в Волынь ехать? На что коней покупать?
– - Сюда его!
– - Крикнул я.
Пока разгребали груду досок, поднимали дверь, слабый голосок Кривого резал уши:
– - О-о-о-ой!.. О-о-о-ой!.. О-о-о-ой!...
Наконец завал разобрали и Евсей с Федькой подняли атамана. Тот всплеснул руками и раззявил рот так, что гланды наружу полезли:
– - О-о-о-ой!.. О-о-ой цве-е-е-е-тет калина-а-а-а-аа в поле-еее у ручья!...
...тихая Варфоломеевская ночь подходила к концу, начинало брезжить спокойное, мирное утро стрелецкой казни...
Ближе к обеду, упрев на солнышке, разбойники начали приходить в себя. Первым ожил Косолапый. Еще не поняв, что произошло, он покрутил опухшей мордой и задал риторический вопрос:
– - Кто пьянствовал с моей рожей и помял ее?
Выждав, пока и остальные начнут воспринимать действительность хотя бы в черно-белых тонах, я поднялся с земли. Скрестил руки на груди и прокурорским тоном произнес:
– - Все ни так уж плохо, как вы думаете, все гораздо хуже.
– - Такое начало произвело нужное впечатление. Не снижая оборотов, я продолжил: -- Начинаем первую игру сезона в вопросы и ответы. Для тех, кто не пробьется в финал, в качестве поощрительных призов братья Лабудько приготовят свои любимые блюда: отбитые почки по-таежному, жаркое из поломанных ребер, сломанная челюсть под майонезом и так далее. С полным перечнем меню проигравшие ознакомятся позже. А теперь внимание! Первый и единственный вопрос отборочного тура -- где наши деньги? Время на раздумья истекло. Атаман, кто будет отвечать?
Кривой долго и тупо смотрел в мою сторону. Пытался сообразить, чего от него требуют. Наконец тяжело вздохнул и произнес:
– - Опохмелиться дайте.
– - Перебьешься. И так без меры укушались, весь стратегический запас выжрали.
– - Не, -- икнул главарь, -- меру мы знаем, но разве ж ее выпьешь.
– - Короче, -- рявкнул я, прекращая дискуссию, -- где деньги?
– - Тебя, Пахан, помню, Леопольда помню, деньги -- не помню.
Я медленно досчитал до десяти. Старый как мир способ помог немного успокоиться. Что делать? Вдруг Кривой и правда амнезией с похмелья страдает. Как не хотелось учинять допрос с пристрастьем, но другого выхода я не видел. Ни в моем вкусе шастать по белу свету в облике побирушки. Стараясь не сорваться на крик, я поинтересовался: