Блатные из тридевятого царства
Шрифт:
– - Там вдали у реки
Засверкали штыки.
В небе ясном
Зоря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку в поля поскакала...
Незнакомец быстро перестроился на новый мотив и вполне сносно начал подпевать:
– - Би хун дзам,
Сайхан зам урт зам...
Возможно, наш дуэт и смог бы заслужить приз зрительских симпатий в номинации -- "вопли мартовского кота сорвавшегося с крыши", если бы имелись слушатели, но к счастью таких не нашлось. Едва закончили петь, мой товарищ по несчастью наклонился над свечой и на приличном
– - Хорошая песня, ты кто?
Вот теперь я видел его во всей красе. Молодой парень, лет двадцати пяти, на правой щеке рваный шрам от уха до верхней губы.
– - Пахан, -- ответил я.
– - Па-Хан, -- по слогам повторил парень.
– - Не слышал я раньше про тебя хан Па. Меня зови хан Азам.
Ханом мне быть еще не доводилось, но я смолчал. Азам нашарил в темноте бурдюк и протянул. Вода оказалась теплой с привкусом тухлого мяса, такое чувство -- половую тряпку в рот отжали. Дождавшись, когда я напился, Азам спросил:
– - Ты чего здесь?
– - Пока не знаю, утром начальник стражи придет, расскажет. А ты?
– - Из-за любви.
– - Это как?
– - Долго рассказывать, хан Па.
– - Ну, времени у нас в избытке, -- заметил я.
– - Говори, не стесняйся.
Азам грустно вздохнул, что-то прошептал на родном языке, похоже ругательное, и грустно произнес:
– - В степи женятся рано...
Исповедь Азамхана, наследника степи, повелителя кнута и копыт.
В степи женятся рано -- с восходом солнца, обычай такой. Готовятся всю ночь, а женятся с утра, так предки завещали. Можно подумать, если обзаводиться женой в обед или на закате гости кумыса меньше выпьют. Но главное, пока в табуне кобылицы тяжелеть не начнут, свадьбе не бывать. И это правильный обычай, если уж кони залюбились, то и человеку пора.
В конце зимы, когда в табуне самый приплод, прибился к стойбищу чужак, человек, не жеребец. Круглый, как бурдюк с кумысом, назвал себя ханом.
Раз хан -- садись к костру, бери кусок жирней. Нам как раз пастух был нужен овец пасти, ханов своих в избытке. Имя вот только у гостя неподходящее -- Губан, не любят овцы таких имен, проще надо.
Утром я выбрал скакуна и подарил Губану, не положено хану пешком ходит, а пастуху и подавно. Но не рад он подарку, в зубы жеребцу не смотрит, на спину вскочить не торопится, противится, брать не хочет. Стал руками махать, слова странные шептать, стеснялся наверно. Мы его силой усадили, шаман вдарил плетью и помчался конь в степь. Губан в гриву вцепился, кто громче орет конь или хан -- не понять.
Вернулся гость к полудню, пешком. За задницу чего-то держится, странные у них какие-то отношения с конем сложились, наверно кобылу надо было дарить.
Со злости Губан горшки глиняные побил, меня увидел -- опомнился, говорит, что для счастья так надо. Я ему рожу разбил, чтоб тоже счастливым был.
Отца моего -- хана ханов, еще осенью Великий Тенгри на небо забрал, я единственный сын, за всё стойбище в ответе. Забот много, все при деле: кто молодых жеребцов объезжает, кто стрелы к лукам режет, один Губан под ногами, как кобылий хвост, путается. Овец пасти не хочет, а жрать просит с утра до ночи. Я уж гнать его собрался, но талант в хане сыскался, хворь разную
Поставили на краю стойбища юрту Губану. Степные женщины с утра очередь на прием занимают. Шаман мрачнее тучи ходит, никто ему подарков не носит, все Губану тащат. Губан сначала всех принимал, потом стал лишь из молодых девок хворь изгонять. А через год по весне случилось чудо, стали не только кобылицы жеребиться, но и девки, что у Губана лечились. Губан Тенгри клянется, что не виноват. Шаман в ответ верещит, что когда он злых духов изгонял, ни один степняк не забеременел. Зароптала орда. Решили Губану на всякий случай меж ног все лишние выжечь. Я одобрил. Старику такие вещи уже без надобности, а степнякам спокойней.
Взял шаман помощников, накалил угли и к Губану. А того и след простыл, в юрте на ковре младшая дочь шамана голая лежит, от простуды лечится...
Я как раз в Волынь собрался. Шаман подумал, что это я помог Губану бежать. Он как дочь не долечившуюся в юрте увидел, так совсем заговариваться начал, сказал, что удачи в пути не будет. И точно -- накаркал.
Вернусь в орду, живым в землю закопаю!
Приехал в Волынь, начальник стражи к себе пригласил. Я хан, стол накрыли, кумыс достали, вином называется. Пили, кушали долго. Очень долго, пока вино не кончилось, а потом ворвались стражники и ко мне. Но я Азам! Сын хана степей! Сильный -- как буйвол, зоркий -- как орел, храбрый -- как рысь и хитрый -- как лиса, притворился спящим. Все подумали -- вино в голову ударило. Но я - Азам! И кумыса могу выпить больше, чем дождя в небе! Выбрал момент и в окно, вскочил на коня и поскакал, но у ворот накинули на меня сеть, свалили и притащили сюда.
Азам снова тяжело вздохнул, поднялся с валуна и, разминая мышцы, прошелся по пещере. Еле дождавшись конца рассказа, я поинтересовался:
– - А где теперь Губан?
– - Исчез, -- ответил Азам. Немного подумав, мстительно добавил: -- Выберусь отсюда, найду и вместе с шаманом за хвост лошади привяжу. Пускай друг из друга злых духов изгоняют. День по степи гонять буду! Два! Пока не сдохнут собаки, от них мои беды.
Я поскреб затылок, занимательная история. Неутешительные выводы напрашиваются сами собой: все Губана видели, но где он есть -- не знают. Интересно, с его подачи Азама арестовали или "администрация" Волыни собственную игру ведет? Неспроста же хана в каменный мешок упрятали, знать есть причины. Мне в принципе начхать на здешнюю политику, но любопытно...
Бог с ним, главное другое -- Губан где-то рядом, не мог он далеко от орды уйти, а значит до дома рукой подать, лишь бы из "преисподней" выбраться, а там найду и прощай сказочная Русь, привет немытая Россия.
Пока я выслушивал стенания хана, сами собой появились вопросы, один особо щепетильный, но начал я издалека. Поправив фитиль у свечи, спросил:
– - Хан Азам я так и не понял, из-за какой любви ты сюда попал?
– - Как из-за какой?
– - удивился хан.
– - Когда со стойбища уходил мой конь всю ночь кобылу любил, устал, пожалел я его, другого взял. Если б мой конь рядом был, разве смогли бы меня остановить! Я Азам! Мой конь -- он знаешь какой!