Блатные из тридевятого царства

Волков Валерий

Вчера, пока моя корову доила, шмыг в сени и сюда. Отец как чувствовал, благословил с печи: "Береги, -- говорит, -- сынок, ноги с молода, к старости пригодится могут".

Закинул я побрякушки в омут, а второй конец веревки к березе привязал, помню, как деду руку чуть не оторвало, меня на мякине не проведешь. И ведь клюнул гад! Заглотил! Попался! Одного я не учел -- корень у березы подмыт был. Сом как дернет, береза в воду, веревка вдрызг. Плавает теперь эта сволочь с полным брюхом золотых червонцев, заржаветь не может.

Я хотел сразу утопиться, в омуте, да решил повечерять сходить. А сегодня жена приспрашиваться начала, куда ложки подевались. Не стал я ждать, пока она дознается, мыло, веревочку взял и на берег. Мою-то тоже Ольгой кличут. Вот теперь думаю, что лучше -- утопиться, али повешаться. Чего посоветуете, люди добрые?

После такой отповеди никакие советы на ум не шли. Кореша лишь глазенками лупали, Кондрат Силыч и тот макушку чесал. Один Евсей из общей картины выпал, бочком подвинулся к Григорию и тихо так, жалобно спросил:

– - Слышь, паря, а уговор насчет самогона еще в силе?

– - А куда ему деваться? Гришуки за всегда слово держат.

Глаза Фраера подернулись мечтательной дымкой, с нижней губы сорвалась капелька слюны.

– - Пахан, а может на недельку-другую задержимся в этом благостном месте?

У Васьки с Ванькой непроизвольно дернулись кадыки. Я мысленно представил сорок восемь бутылей с первачом... Стало дурно.

– - По самочувствию посмотрим, -- ответил я.

Евсей радостно кивнул и насел на Гришку уже в полный рост:

– - А чего нам будет, коли через пять минут, сом усами тебе пятки щекотать начнет?

– - А чего хотите. Все, что есть отдам!
– - Рубанул мужик ладонью воздух.

– - Перво-наперво -- пожрать!

– - От пуза!

– - Одежонку бы, какую, наша поистрепалась вся.

– - Всей деревней оденем, как женихов.

– - Ну и телегу бы с лошадью.

– - Хоть две, надо -- сам впрягусь.

Евсей на секунду задумался, прикидывая чего бы еще попросить, но, поняв, что Гришка торговаться не собирается, барским жестом подвел итог:

– - Скидывай сапоги, пошли пятки чесать. Ежели нам чего еще понадобиться, я потом скажу.

Увидев сома, Григорий пустился в пляс. Бешеным вихрем кружил вокруг поверженной рыбины и смеялся, да не просто хохотал, а рвал глотку, переходя с визга на вой. В глазах слезы, ноги чечетку бьют, руки самостоятельно лезгинку танцуют. Кондрат Силыч покрутил пальцем у виска.

– - Все, мальки поплыли.

– - Может одыбается?
– - С надеждой прошептал Евсей.

– - Сомнительно. Посмотри, как рожу скрючило, точно говорю -- крыша поехала.

– - Черт, надо было расписку брать. С убогого теперь какой спрос, накрылся наш первач.

Евсей кивнул братьям Лабудько, те подхватили Гришку под белы рученьки и пару раз хорошо тряхнули. У Григория лязгнула челюсть, звякнули ребра. Встряска пошла плясуну на пользу. Хоть

ноги все еще и отплясывали джигу, но туман в глазах немного рассеялся. Шестерки осторожно опустили мужика на землю. Гришка по инерции проделал несколько замысловатых па, запутался в собственных ногах и растянулся рядом с сомом.

– - Слава тебе, Господи! Очухался!
– - Крестя лоб, чуть слышно выдохнул Федор. А Евсей, боясь, как бы Григорий от великой радости не свалится в новый штопор, рявкнул, да так, что умерший сом на секунду воскрес и двинул хвостом Гришке по роже.

– - Дуй в деревню за подводой! Одна нога здесь, вторая уже возвращается!

Я даже не понял, как это у Гришки получилось. Лежал с сомом в обнимку и вдруг завис над землей, как истребитель с вертикальным взлетом. Трава не шелохнулась, ни один пестик с тычинкой не помялся, а Григория след простыл. На том месте, где он испарился, медленно клубилось облачко пыли, а немного погодя донесся вопль:

– - Я мигом! Сома держите, братцы! Крепко держите!

Наша одежонка еще не просохла, но не в трусах же в деревню идти, напялили мокрую. Я отошел в сторонку и присел на корягу.

Как в кино, со стороны, я наблюдал за своими друзьями. Такие привычные и уже родные лица. Васька с Ванькой гладят животы, подмигивают друг другу, так сказать морально готовятся к обильному обеду. Остальные кореша чувства выражают более сдержанно, но по глазам видно -- все в предвкушении. Фраер забрался на пригорок и из-под ладони оглядывает горизонт, вид у него важный, степенный, а нос морщиться, ноздри ходуном ходят, словно за версту первач унюхать хотят. Стало нестерпимо грустно. Каждому овощу -- свой огород. Это не мой мир. Пора педали в другую сторону крутить. Эх, знать бы, где Губан прячется. От невеселых дум отвлек крик Евсея:

– - Пахан! Там кто-то скачет на четырех ногах, но не лошадь!

Пришлось подняться и залезть на пригорок. Солнце било в глаза и я долго не мог понять, что за странное существо движется в нашу сторону. Ног и, правда -- четыре, а вот голос вполне человеческий, матерный. Прошло еще несколько минут, и из облака пыли выскочил, а точнее выковылял, человек на костылях. Широкое лицо, окаймленное взлохмаченной бородой, сильно смахивало на Гришку, вот только морщин да седины в разы больше.

– - Э, хромоногий, а где Григорий, Ольгин который, уже час почитай ждем?
– - Вместо "здрасти" наехал Евсей.

– - А нет больше Григория!
– - Запричитал мужик.
– - Повязали его бабы, только и успел сыночек крикнуть, чтоб я к омуту бежал. За чем -- не знаю. Рвут его, по волоску раздергают!

– - Как это раздергают?
– - Занервничал Федька.
– - А бутыли с первачом обещанные где?

– - На поминках увидите, -- скулил мужик.

– - А как же пойманный сом?
– - Пискнул Антоха, но мужик отмахнулся: