Блеск
Шрифт:
— Когда-то ты подарил мне украшение с гравировкой «Моей невесте». И, знаешь, я подумала, что это всерьез.
— Да, я знаю.
Диана отвернулась от бортика, чтобы взглянуть на четкий профиль загорелого лица Генри. Кожа обветрилась, а яркий свет заставлял влюбленных щуриться.
— В любом случае, ничего не будет так, как прежде. Не сейчас, когда мы были вместе так далеко от дома. Не сейчас, когда я нашла тебя, одного солдата из тысяч, в чужом городе. Просто не сможет.
Генри покачал головой и печально вздохнул:
— Но у нас впереди так много сложностей.
Диана немного отвернулась от него, но продолжала смотреть ему в глаза, слегка скривив ротик. Прежде
— Генри… — прошептала Диана самым ласковым голосом, на какой была способна, и сомкнула руки вокруг его талии.
— Да?
— Ни ты, ни я не сможем вернуться. Ни в Гавану, ни в прежнюю жизнь, даже если захотим, — она осторожно подбирала слова, невольно приходившие ей на ум. — Сейчас мы не сможем влиться в высший свет Нью-Йорка, даже если попытаемся. Он таит много трудностей, но как суждения и неодобрение этих людей помешают нам видеться? Ведь мы, в конце концов, любим друг друга.
— Ди… — Генри снова с трудом сглотнул. На этот раз он проглотил грусть, и боль прежних поступков оставила лишь едва заметный отпечаток на его лице. — Я не хочу, чтобы ты была мне всего лишь любовницей.
Корабль покачивался на волнах, а на беленых досках нижней палубы двое солдат наблюдали за тем, как обнимаются влюбленные, словно намереваясь попытать счастья на борту. Но Диана никогда прежде не чувствовала себя увереннее, чем сейчас. Тошнота почти прошла, и теперь Диана знала, что выросла достаточно, чтобы внезапно и так ясно увидеть, что мужчины могут быть слабым полом. Даже такие парни как Генри в подобные минуты ударяются в сентиментальность, и Диана поняла, что сейчас именно ей придется быть смелой и выложить карты на стол. И она улыбнулась терпеливой улыбкой, начав говорить так, словно рассказывала ему сказку:
— Но так будет не всегда, как и всё прочее, и я не против быть любовницей, если буду твоей любовницей. — Они склонились друг к другу, соприкоснувшись лбами. Внезапно перспектива пожертвовать достоинством ради него, ради большой любви, показалась Диане героической. — Как я могу не хотеть стать твоей любовницей, когда так сильно тебя люблю?
Генри лишь кивнул. Их прижатые друг к другу головы покачивались в мерном ритме дыхания океана. Прямо за спиной Дианы пролетела чайка, и девушка удивилась, что они ещё так близко к земле. Вокруг простиралось зеленовато-серое море, и покидаемый влюбленными город заволокло плотными тучами, сквозь которые порой прорывались последние в тот день солнечные лучи. Или в любой день, если смотреть на эту картину глазами Генри и Дианы. Место, куда они держали путь, взгляды, которые неизбежно будут к ним прикованы, — пока что Диана не могла их себе представить. Она прижалась к Генри в этом срединном месте и поняла, что её крошечное сердце счастливо находиться там, где бьется прямо сейчас.
Глава 12
Элизабет,
Случилось самое чудесное и неожиданное событие. Твою сестру только что вернули под мой кров двое военных, приехавших сегодня с Кубы. Она, конечно, наказана, и ей не позволено выходить из дома и уходить с моих глаз. Я рассчитываю, что ты покажешь ей, как жестоко она ошибалась в своих суждениях. Вечером мы придем к тебе на ужин, и я хочу,
Мама
В особняке Кэрнсов на самом респектабельном отрезке Мэдисон-авеню все было на своих местах, и в воздухе витала атмосфера процветающего благоденствия. Кухарка впервые готовила ужин на всех женщин семейства Холланд. У Элизабет выдалась трудная неделя, но днем ей наконец удалось отдохнуть. И теперь, когда она привела все в порядок, и это место стало намного больше похожим на дом, на щеки Элизабет вернулся здоровый румянец. Так она думала, немного задержавшись перед украшенным лентами зеркалом в своей спальне. За её спиной в алькове стояла кровать с белоснежным балдахином, а стены были оклеены обоями гранатового цвета. Элизабет всегда отличалась светлой кожей, но сейчас, изучая своё отражение в зеркале, подумала, что цвет её лица стал немного розоватым, как любил Уилл. С того дня, когда она узнала о его успешном вложении в землю, в которой скрывалась нефть, Элизабет одевалась только в черное, втайне изображая преданную вдову, но даже глухое черное платье — как не могла не заметить девушка — не делало её стройнее.
Скоро в эти двери войдет Диана, и Элизабет уже почти воочию представляла, как та в ожидании объятий раскинет руки и воскликнет: «Какая же ты огромная!». Несмотря на грозный тон материнской записки, Элизабет понимала, что пожилая леди вздохнула с облегчением, когда блудная младшая дочь вернулась под её крыло. И Элизабет ещё больше радовалась, что у неё такой красивый дом, думая, как встретит в нем сестру. Всю неделю она, как пчелка, облагораживала особняк, и теперь была счастлива, что трудилась без остановки, поскольку в эту минуту ей хотелось поприветствовать Диану как полагается.
Конечно, была и другая, едва заметная, причина того, что Элизабет постоянно чем-то занималась: любая длительная пауза вновь возвращала её мысли к документу, связавшему их с Уиллом имена задолго до свадьбы. Элизабет хотела знать, как отец догадался об их связи. Неужели Уилл сам ему признался? Но ответа на эти вопросы она никогда не получит, поскольку оба человека, способные их дать, мертвы. И желудок Элизабет наполнялся кислотой ещё и потому, что её муж, чьим именем её теперь звали в обществе, мужчина, поклявшийся защищать её, и которому она поклялась служить, так давно знал об этом и словом не обмолвился. Тихий внутренний голос в голове Элизабет настаивал, что Сноуден не должен прикасаться к тому, что предназначалось ей и Уиллу.
Элизабет смотрела на свое отражение долго, совсем как тщеславная девушка, какой была когда-то, а не как мать, которой скоро станет. Когда внизу прозвенел звонок, она заправила несколько выбившихся волосков в собранный на затылке узел и пощипала щеки, чтобы вернуть им румянец. И как она не заметила, что прошло столько времени?
Но выйдя — поспешно, и все же недостаточно быстро — в коридор, соединяющий комнаты второго этажа и заканчивающийся у ведущей в фойе крутой лестницы, она увидела, как сквозь витражное стекло струится солнечный свет, и поняла, что ещё слишком рано для прихода её семьи. Она подошла к перилам и посмотрела вниз. Этажом ниже до самой входной двери простирался ковер цвета жженой охры и бирюзы, выбранный ею в начале недели из-за красивого восточного узора. Элизабет не смогла удержаться от того, чтобы не остановится и не насладиться верным выбором. По ковру прошествовала миссис Шмидт и поприветствовала визитера. Элизабет шагнула вперед и положила руку на перила, но ей не было видно, кто пришёл: обзор загораживала люстра.