Блеск
Шрифт:
— Давай, — продолжил отец, сменив тон с ободряющего на настойчивый.
Генри попытался напомнить себе, что провоцирование Пенелопы, каким бы заманчивым оно ни казалось, не имело смысла, и пока он рядом с женой, то должен защищать свою дорогую Диану и не злить Пенелопу лишний раз.
— Пенни… — начал он, поднимаясь, чтобы предложить жене руку, но Пенелопа действовала быстро и очевидно желала обидеть его. Она вытянула ногу вперед, Генри споткнулся и неуклюже зашатался. Если бы он не успел схватиться за спинку её стула, то точно повалился бы ничком. Генри состроил отцу гримасу, словно надеясь, что старик внезапно поймет весь парадокс
Генри провел рукой по напомаженным волосам, приглаживая их, словно надеясь, что напоминание о его изумительной внешности изгладит из памяти неприятную сцену. Он попытался вспомнить, как удачно когда-то заставил Пенелопу охотиться за ним.
— Миссис Шунмейкер, — снова процедил он сквозь сжатые зубы, хотя и сам удивился прозвучавшей в голосе враждебности. — Позвольте вас пригласить?
Она отстранилась, уперлась подбородком в ладонь и окинула взглядом бальную залу, притворяясь, что не услышала его слов.
Генри наклонился к ней и тихо, но — он надеялся — с нажимом сказал:
— Я твой муж. И хочу с тобой потанцевать.
Пенелопа с ненавистью развернулась к нему.
— Ты никогда не пытался изображать из себя примерного мужа, — выплюнула она.
— Ну, — ответил Генри. Гнев жег ему глотку, поэтому он смог сказать лишь это, чтобы не выплеснуть его наружу. — Я никогда и не стремился к этой роли.
Пенелопа сощурилась:
— Может, и нет, но ты поклялся им быть.
— Ты так торопилась загнать меня к алтарю, что едва заметила — я не удосужился произнести добрую половину положенных клятв.
Пенелопа хлопнула по столу.
— И зачем ты тогда вернулся? Просто унизить меня? Или ты думаешь, я настолько глупа, что не заметила, что ты вернулся в Нью-Йорк в один день с малышкой Ди…
— Прекрати, — очень вовремя оборвал её Генри. Если бы имя Дианы сорвалось со столь злого языка, включились бы все защитные инстинкты молодого Шунмейкера, обострившиеся после воссоединения с возлюбленной на Кубе. Мысль о том, что собиралась произнести Пенелопа, привела его в ярость, и он стиснул зубы так, чтобы жена это заметила.
— Потанцуй со мной, — приказал он.
Пенелопа подняла голову. На её губах плясала ядовитая улыбка. Музыка оркестра, тихое обсуждение политических условий и молчаливая досада отца будто поглотили весь воздух в помещении. В бесстрастных глазах Пенелопы зажегся огонек, и она протянула руку в перчатке мужу.
— О… хорошо. — Её голос стал девичьим, почти кокетливым, но Генри слишком хорошо знал её, чтобы понять, что Пенелопа согласилась лишь в угоду свекру, в конце концов, оплачивавшему счета за её безделушки, но на самом деле её слова были объявлением войны. — Но мне это не по душе.
Затем она встала и позволила мужу проводить её в бальный зал «Уолдорф-Астории», где они уже танцевали пару раз в более простые времена, когда ещё нравились друг другу. Генри поклонился жене, а Пенелопа присела в глубоком реверансе, после чего танец начался. Несколько человек в толпе ахнули, а затем музыка заиграла громче, и зрители восторженно захлопали. На короткий миг мистер и миссис Генри Шунмейкер создали иллюзию восхитительно красивой молодой влюбленной пары.
Глава 16
Каким бы соблазнительным это ни казалось, но
Уже убрали остатки ужина и в гостиной подали портвейн, когда сестрам Холланд наконец удалось улизнуть от остальных членов семьи и остаться наедине. Как хорошо обученная хозяйка, каковой и была, Элизабет оглянулась через плечо, чтобы удостовериться, что гости всем довольны. Членов семьи освещал голубоватый свет керосиновой лампы, поскольку дом был не новым, и хотя Сноуден настаивал на том, чтобы электричество провели поскорее, времени это сделать у них пока не нашлось. В душе Элизабет предпочитала старомодное освещение, потому что оно было ненавязчивым, почти незаметным в сравнении со светом ламп накаливания. В напольных бронзовых вазах красовались веточки кизила, а у камина Сноуден вел серьезную беседу с миссис Холланд. Несомненно, они говорили о нефтяных скважинах, о которых молодая жена Сноудена до недавнего времени даже не знала. Весь день Сноуден был страшно занят — распоряжение собственностью Уилла определенно занимало много времени — и вернулся домой как раз перед приходом гостей.
— Ты похожа на симпатичного испанского паренька, — с ласковой насмешкой прошептала Элизабет, запустив пальцы в короткие волосы сестры, уже достаточно отросшие, чтобы прикрыть шею. Диана усмирила непокорные кудри и выпрямила их каким-то мужским средством для волос, и новая прическа добавляла её большим карим глазам таинственности.
— Ну, — ответила младшая сестра с неискренней улыбкой, — я мало знакома с симпатичными испанскими юношами.
— О, Ди. — Элизабет попыталась изобразить неодобрение. Но её переполняло облегчение от того, что сестра наконец-то дома, и она подозревала, что неодобрение выразить не удалось. На Диане был отделанный кружевом бледно-желтый наряд, подчеркивающий загар. Элизабет стояла рядом с сестрой в голубом платье из сирсакера, подчеркивающем фигуру, несмотря на увеличившиеся живот и грудь.
— О, Лиз, я серьезно. Я имею в виду, что могла бы и обращать на них внимание, но все время думала лишь о Генри, а когда нашла его, он так меня поглотил, что не думаю, что заметила бы испанских красавчиков, даже если бы стояла в комнате, где никого кроме них бы не было.
Диана говорила громко и отрывисто, действуя сестре на нервы. Белокурая головка Элизабет дернулась от страха, что их услышат, но мать, тетя и муж Элизабет были увлечены разговором, а слуги находились слишком далеко, и не услышали бы ничего, даже если бы пожелали.
— Нельзя так говорить, — прошептала она.
— Но это же правда! — Диана хихикнула и провела рукой по выпуклому животу сестры.
— Он ведь женатый человек, Диана, и ты находишься в очень уязвимом положении. Наша семья и так уже многим рискнула, и нам повезло, что удалось сохранить доброе имя. Мама хотела, чтобы я поговорила с тобой о…
— Да, она мне сказала. Она желает, чтобы ты образумила меня, и надеется, что я стану вести себя прилично, если увещевать меня станешь ты. — Диана пристроила голову на плечо сестры и устало, но мило вздохнула. — Но зря она на это рассчитывает. Как можешь ты убедить меня не рискнуть всем ради любимого мужчины?