Близкий враг
Шрифт:
— Вот Женька молодец, как пишет, — улыбнулась Алена Витальевна подойдя к ней. — Умничка. уже и поля, и конспект сделала.
Девочка расцвела от похвалы и немного растеряно посмотрела на класс. Но Александр саркастически поднял бровь вверх: мол, не воспринимай это всерьез.
— Гениям всем были присущи странности, — снова улыбалась «АВ». — Гоголь спал сидя, Эйнштейн ходил без носков, Шпенглер мучился хроническими бессонницами. Помните, мы с вами ходили на выставку «Гений и безумие»? С
Женя с изумлением думала о том, что, собственно, ей предстоит рассказывать на экзамене о Пушкине. Говорить о том, что он был гений? За это явно хорошей оценки не поставят. Впрочем, кто знает, может, в этом классе и поставят…
— Сейчас… — на лице Алены Витальевны мелькнуло подобие блаженной улыбки, — я зачитаю вам кусочек из Цветаевой «Мой Пушкин». Слушайте, болваны, — весело махнула она головой в сторону «Юлища» и ее группировки, как называла ее Женя.
Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням — а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый — Пушкин, отходящий — Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.
Первое, что я узнала о Пушкине, это — что его убили. Потом я узнала, что Пушкин — поэт, а Дантес — француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета в живот (…)
О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Жизнь спустя горячо приветствую такое умолчание матери. Мещанская трагедия обретала величие мифа. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт — и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдется.
На последней фразе Женя поежилась: «Не удивительно, что в этом классе каждый или почти каждый мнит себя поэтом и гением», — подумала она. Ее снова преследовало странное чувство. что она начинает ненавидеть Пушкина со всеми его поэтами, гениями и чернью. В тот же миг ей пришла записка, написанная аккуратным Машиным почерком: «Сейчас начнется. Не влезай!»
К удивлению Жени вдруг подняла тонкую руку Катя.
— Тебе чего, Катя? — вдруг сокрушенно подняла брови вверх учительница.
— Алена Витальевна, — Женя заметила, что на губах Кати мелькнула насмешливая улыбка.
— А если бы Пушкин убил Дантеса… Ну случайно… Мы бы ведь его оправдали, правда?
— Со раз тебе объясняла, что тогда Пушкин перестал бы быть Пушкиным, — сокрушенно вздохнула
черная и белая картина «Дуэль», где на белизне снега совершается черное дело: вечное черное дело убийства поэта — чернью.
Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили.
С тех пор, да, с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали всё мое младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались.
— А почему все же поэт не может убить серость? — недоумевала Катя.
— Потому что… дома все читаем и конспектируем «Мой Пушкин», — фыркнула Алена Витальевна. — Там и будет ответ на ваш вопрос.
Женя поймала себя на мысли. что ей ужасно хочется. чтобы Дантес после дуэли все же переспал с Гончаровой. После этого урока Пушкин ей казался каким-то наглым отвратительным кривлякой, который получил по заслугам.
— Впрочем, и сейчас, в наши дни, есть конфликт гениев — Алена посмотрела на Анну Мейер. тихую носатую девочку, — и завистливыми современниками, — бросила она взгляд на группу Данковой. Всем читать Цветаеву, короче, — усмехнулась она.
До Жени, кажется, начало доходить. что этот урок был устроен как некое сведение счетов внутри класса. «АВ» сс высоты своего величия решила расплющить группировку «Юлища» ради своей любимицы? Присмотревшись, Женя поняла, что она не так и далеко от истины. Аня подбежала к «АВ». Та потрепала ее по голове, и они вместе, словно подружки, пошли в учительскую.
— Заметила? — бросила подошедшая Маша. — Они с Анькой не просто две подружки. Анька и домой на чай к АВ ходит, и на некоторые ходят вместе.
— Может, родственницы? — откликнулась Женя.
— Не… Анька типа гений, и у АВ конфликт с ее матерью из-за нее… — Маша вышла с ней из класса.
— Но где ее заслуги? — удивилась Женя. — Впрочем, после сегодняшнего урока думаешь — что нужно сделать, чтобы быть гением? По большому счету, ничего.
— Ты ещё всего не знаешь…. — прошептала Маша. — Привыкай: наш класс, — улыбнулась она.
— Главное — без спешки, — добродушно бросила Женя. — А не знаю — к примеру, чего?
Разговор, к радости Жени, шёл складно и легко. Лёгкая высокая Маша шла рядом в черных джинсах в обтяжку и белой рубашке. Женя улыбнулась — несмотря на классический и, казалось бы, строгий образ, Мария всегда находила возможность подчеркнуть тонкость ножек.