Близнец Бешеного
Шрифт:
Он хорошо помнил негативно-презрительное отношение Такеши к спиртным напиткам и его шутливую притчу:
— Было плохо… Выпил стакан… Стало лучше… Выпил другой стакан… Стало хорошо… Выпил третий стакан… Отлично!.. Пошёл спать… Проснулся… Голова болит — это плохо… Выпил стакан… Стало хорошо… Но это уже замкнутый круг, из которого, придёт момент, когда уже можно и не выйти, а потому запомни: каждый стакан алкоголя выводится литром собственного пота!
С тех пор Серафим неуклонно придерживался
Он остановился только тогда, когда весь бетонный пол был настолько мокрым, что стоять на его отполированной телами поверхности было невозможно. Скинув штаны и оставшись в одних тёмно-синих хлопчатобумажных трусах, Серафим протёр своё тело штанами, вытер ими небольшой участок пола, отжал их досуха, после чего развесил их на трубе отопления. Затем расстелил сухую рубашку на вытертом полу и с удовольствием разлёгся на ней с широко раскинутыми в стороны руками.
Приятная ломота в мышцах, отличное настроение настроили на хорошие мысли. Серафиму захотелось вызвать в памяти образ любимой. Он поднялся, сел на скрещённые ноги и накрыл колени ладонями.
Обычно, когда ему хотелось «увидеть» кого-то в своей памяти, Серафим прикрывал глаза, и образ человека моментально оказывался перед ним. Но в этот раз изображение любимой Валентины никак не появлялось. Удивившись, Серафим сконцентрировался и вновь попытался «вызвать» её, но… результат оказался тем же.
— Господи, что происходит? Неужели не весь алкоголь вышел из меня и мешает наладить контакт?
Он сделал несколько специальных упражнений, попассировал руками, затем закрыл глаза, вытянул их перед собой ладонями вперёд, несколько секунд подержал их в таком положении, затем медленно приблизил ладони к грудной клетке на уровне сердца, повернул ладони вверх и запрокинул голову назад, изо всех сил мысленно призывая образ любимой. В какой-то момент ему показалось, что вот-вот и всё получится: на мгновение даже проявились контуры её фигуры, но все тут же исчезло.
— Ничего не понимаю… — растерянно прошептали его губы. — Такое впечатление, что Валечка не хочет явиться ко мне… Не хочет? — переспросил он сам себя и вдруг тут же воскликнул: — Или не может?
Серафим снова закрыл глаза и попытался всю свою энергетику, все свои мысли направить в сторону своей любимой: в одну сторону, в другую, в третью, — четвёртую. Он поворачивался и поворачивался вокруг себя до тех пор, пока его не осенило:
— Господи, чего я мучаюсь понапрасну, а что если у меня пропали мои способности? Чего проще проверить на ком-нибудь другом…
Он вновь закрыл глаза и на этот раз сосредоточил своё внимание на образе Марины Геннадиевны — матери Валентины. На этот раз особых усилий не понадобилось: она появилась мгновенно. Её лицо было заплаканным и выглядело безутешным. Казалось, её глаза взывали, молили о помощи самого Господа…
В этот момент Серафим понял, что его Любимой нет среди живых, и как только он это осознал, так перед его взором проявилась
— Господи! — громко простонал Серафим. — За что?!.
Глава 25
НУЖНО МЕНЯТЬ ТАКТИКУ
Баринов оторвался от программы телевидения и взглянул на часы. Они уже показывали десять часов двадцать восемь минут, а со стороны дежурного по карцеру не было никаких сообщений, и это было странным: что-то должно было произойти в шестой камере карцера.
Старший Кум выключил ставший раздражать телевизор, вышел из-за стола и принялся нервно вышагивать по кабинету. В голове зудела только одна мысль: «Звонить или не звонить? Звонить или не звонить?»
— Звонить или не звонить… — Сергей Иванович не заметил, как заговорил вслух, а когда до него дошло, с усмешкой добавил, — …вот в чём вопрос? Ну, все: потянуло на Шекспира: только этого ещё мне не хватало! — майор саркастически усмехнулся. — Что-то нервы, майор, у тебя расшалились: совсем ни к чёрту! Неужели опять не получилось?
Решительно подойдя к столу, он быстро набрал номер по внутренней связи:
— Дежурный Щекотилин, это Баринов говорит, — как можно спокойнее произнёс он. — У тебя все. в порядке?
— На вверенном мне объекте никаких происшествий с того момента, как я заступил на смену, не произошло, товарищ майор! — чётко доложил дежурный прапорщик.
— И к тебе никто не наведывался? — машинально спросил его старший Кум.
— Ко мне?
— Нет, ко мне! — вспылил майор.
— Ко мне никто не приходил, а вот шестую камеру карцера, в которой содержится нарушитель режима содержания, подследственный Понайотов, навещали трое сотрудников из спецподразделения нашего изолятора, — доложил дежурный: его голос явно выдавал волнение.
— Навещали? Й что? — нетерпеливо спросил Баринов.
— Навещали, побыли в камере минут сорок-пятьдесят, а может, и подолее, потом ушли, — прапорщик пытался говорить спокойно, словно речь шла о чём-то бытовом, не очень важном, но это ему плохо удавалось.
Тем не менее майор этого волнения не заметил и готов был взорваться от спокойствия своего сотрудника, но больше всего, конечно же, от неизвестности.
— И это все? — с раздражением спросил он.
— Я не понимаю, товарищ майор, что вы ещё хотите услышать? — дежурный прапорщик так разволновался, что казалось, ещё немного и он пустит слезу.
Послушай, Миша, да не прикидывайся ты шлангом, — грубо бросил Баринов. — Со всеми подробностями и мелочами расскажи обо всём с того самого момента, когда сотрудники внутренней спецслужбы заявились к тебе, и до того, как ушли, ты понял, о чём я тебя спрашиваю?
— Так точно, товарищ майор! Докладываю! Сотрудники внутренней службы в карцер явились втроём: старший группы старший лейтенант Дорохин Василий, лейтенант Севостьянов и лейтенант Гранаткин.
Баринов мысленно представил фигуры названных сотрудников внутренней спецслужбы и одобрительно заметил: