Блокадные будни одного района Ленинграда
Шрифт:
Согласно списку о выдаче продовольственных карточек на март 1942 г., на «Советскую Звезду» было выдано 1259 карточек «рабочих, получивших 1-й категорию», и 89 карточек «служащих, получивших 2-ю категорию», на амбулаторию предприятия – 8 и 1 карточка соответственно [570] .
По установленным 11 февраля 1942 г. нормам выдачи хлеба, рабочим и ИТР не оборонных предприятий полагалось 500 г хлеба, служащим – 400 г.
Помимо хлеба на день, в карточках указывались нормы выдачи на один месяц круп, мяса, жиров, сахара, кондитерских изделий, рыбы. Но, по воспоминаниям [571] , зимой 1941/42 гг. вместо мяса часто выдавали селедку или яичный порошок, вместо сахара – повидло и т. д.
570
ЦГАИПД
571
См., напр.: Шмелев О. Память блокадного мальчишки. С. 44.
На заводе имени Степана Разина в 1942 г. путем вымачивания мешков из-под сахара удалось сэкономить 8,5 т сахара и выпустить дополнительно 1700 гектолитров сладкого морса [572] . На предприятии весной 1942 г. производили «витамин С» в жидком виде, до 200 литров в день. По решению Исполкома, «завод обязали обеспечивать витамином С вновь отрываемые столовые закрытого типа» [573] .
Март 1942 г., улица Калинина.
572
ЦГАИПД СПб. Ф. 402. Оп. 2. Д. 164. Л. 14 об.
573
ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 1. Д. 78. Л. 55.
«Напротив нашего дома открыли кабинет, где отбирают наиболее истощенных дистрофиков. Я свела маму туда. Кое-как подошли к крыльцу дома, а подняться не можем. Сидим, замерзаем… <…> Врач посмотрела на маму и сразу выписала справку. <…> Врач выписала и мне направление в столовую. Она приняла меня за старушку. У мамы был вес 31,5 кг. На мне был жакет „плюшка“ бабушкина, одета на множество других одежек. На ногах были большие шерстяные носки, шубники на войлоке из шубы размер 42 и суконные боты 43 размера папины. За кого можно было меня принять?
Прикрепились мы в столовой. До нее метров 250. Придем туда еле-еле и сидим там в коридоре целый день, сидим ждем обеда. Ходить домой у нас сил не было. Даже масла кусочек иногда давали нам, гороховый суп, шроты. Шроты – это как опилки из сои, но мы были счастливы целый месяц» [574] .
«Весной стало легче. Как только стала появляться травка, я стригла ее в большое решето. Пекли по 100 лепешек. <…> Жарили на олифе, дым идет. Я ходила за травой на пепелища домов. Однажды нашла сетку с детской головкой и костями. Страшно совсем не было. В Дзоте нашла женщину с ребенком, на носилках, мертвых. В траншеях, а они были всюду, видела много не захороненных людей целых и обрезанных. <..>
574
Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 28–29.
Я ходила к линии фронта за первосортной „мукой“ – лебедой. Попадалась крапива, копала корень лопуха – это картошка, одуванчик – кофе. <…> Прошла я заставу, зашла в свой дом, а там у нас до войны сараи были. Смотрю на пол нашего сарая, а на нем наш кот Тарзан. <…> На нем вся шерсть облезла и кишки видать белые. Я взяла и съела их. <…>
Смотрю, воробей облезлый лежит. Наверное, зимой замерз. Подняла и сварила чугун 5 л супа. На нашем дворе когда-то жили зажиточные хозяева, у них были грядки. Когда я рвала траву, то обнаружила под землей шампиньоны. Иногда наберу на суп» [575] .
575
Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 31.
«По пути из школы [576] я подходила к воинской части на Ушаковской улице и стояла. Я знала, когда из кухни выносили помои. Я собирала очистки картофельные, луковые, вываренные кости. Все это находилось в одной сумке. Косарем мы рубили эти кости и варили суп. Иногда
Мама <…> ходила в булочную убираться, и там давали „варенец“, это вроде сладкого свернувшегося молока, соевое. Директор торга [578] предложил ей работу на свинарнике, тоже от подсобного хозяйства. Там она работала до 1946 года. Нашлись добрые люди, помогли выжить нам. Вместе со свиньями ели мы отруби, мороженый картофель, крошки хлебные, иногда кукурузу» [579] .
576
Школа № 6 (№ 384) Кировского района, пр. Стачек, 13-а.
577
«Да, ели и крыс» (Добавление З.П. Кузнецовой 2015 г.).
578
А.С. Кузнецова с зимы 1943 г. работала охранником в овощехранилище Кировского райпищеторга.
579
Зинаида Кузнецова. Воспоминания. С. 34, 35.
Еще раз прочтем последнее предложение.
Год назад в «Новой газете» опубликовали интервью с жительницей блокадного Ленинграда Н.И. Спириной, которая рассказала, что, работая в 1942 г. в гастрономе № 1 («Елисеевский»), она видела в подсобных помещениях магазина овощи, фрукты, кофе, колбасы и др. Ее рассказ «не все смогли принять за правду. Редакцию обвинили в том, что она обманула…» – констатировала редакция газеты и опубликовала интервью с доктором исторических наук профессором Н.А. Ломагиным [580] .
580
Историк Никита Ломагин: Спецраспределитель в «Елисеевском» работал всю блокаду // Новая газета. 2014. 17 февр. С. 20–21.
Историк ответил следующее:
«В закрытом магазине находился спецраспределитель, который работал и осенью 1941 г., и в первую блокадную зиму, и вообще до конца войны. <…> Никто с улицы этот магазин не видел: о его существовании обычные граждане даже не знали. Это был секретный распределитель. <…> Тем же, кто не был прикреплен к спецраспределителю, но получал единовременную поддержку, спецпайки по решению Продкомиссии нарочный доставлял на дом».
Все так, но есть возможность добавить и уточнить, кто же были эти нарочные и кому – в том числе – предназначалась пайки.
В архивном деле «разной переписки», среди сопроводительных и прочих бумаг о гвоздях и банных принадлежностях, сохранилась копия, с исходящим номером, доверенности от 5 ноября 1942 г., гриф «Особо секретно»: «Настоящим доверяется Секретарю Ленинского РК ВКП/б/ тов. ГРИГОРЬЕВУ А.М. получить подарки в колич. 13 шт. для старых большевиков из маг. № 1 Гостронома» [581] .
Известным в то время старым большевиком бывшей Нарвской заставы был человек, который неоднократно упоминается в 12-й главе – это 50-летний Федор Андреевич Лемешев, директор Ленинградской суконной фабрики на Гутуевском острове.
581
ЦГАИПД СПб. Ф. 409. Оп. 2. Д. 171. Л. 10.
Родился он на окраине Петербурга, в Волынкиной деревне. С 1903 г. на протяжении одиннадцати лет работал прядильщиком, в годы Первой мировой войны – слесарем на Путиловском заводе. 2 января 1917 г. арестован на заседании петроградской ячейки социал-демократической партии (большевиков), вышел на свободу на пятый день Февральской революции. Красногвардеец-путиловец, с 1919 г. – на партийно-политической работе в Красной Армии. В 1929 г. – директор ткацкой фабрики «Равенство». С трудом прошел «чистку в партии» 1932 г. В том же году стал членом Ленинградского отделения Всесоюзного общества старых большевиков, где пребывал вплоть до ликвидации этого общества (через три года). Будучи в составе историко-партийной комиссии при райкоме, собирал материалы по истории Нарвской заставы к 15-летию Октябрьской революции.