Блондинка с розой в сердце
Шрифт:
Журналистка хитро прищурилась и спросила:
— Дима, ты не боишься, что я перескажу твои слова другим людям? Ведь эта информация много кому пригодилась бы. Уверена, что ты и сам это прекрасно понимаешь. Только представь, что будет, если тот же Дмитрий Тимофеевич Язов сейчас узнает о последствиях августовских событий. И поймёт, что те или иные его поступки будут ошибочны.
Я улыбнулся, покачал головой.
— Саша, признайся хотя бы себе: ты ведь сейчас не веришь в правдивость моих рассказов. Разве не так? Я пока лишь привлёк к ним твоё внимание, разжёг
Я стряхнул с руки крошки печенья.
— Мои рассказы тебя заинтересовали, — сказал я. — Это я вижу. Но они тебя пока не убедили в своей правдивости. Иначе бы ты здесь рядом со мной не сидела, а уже пересказывала бы своему отцу все услышанные от меня пророчества. Ты в мои предсказания ещё не поверила. Разве я ошибаюсь? А не поверила ты — не поверят твоим рассказам и другие люди.
Я развёл руками.
— Это именно так и работает. Так что знай: в ближайшее время взойти на костёр, как троянской Кассандре, мне точно не грозит. А через месяц мне уже понадобится погребальный костерок: сомневаюсь, что доживу до сентября. Саша, мне безразлично, кому и что ты, расскажешь. Как наплевать мне сейчас и на Уголовный кодекс. Но кофе я бы ещё выпил. Не возражаешь?
Я указал на термос. Лебедева кивнула.
Я плеснул себе в стакан новую порцию кофе и сказал:
— Саша, я тебя ни в чём не убеждаю. Понимаешь? Хочешь верь мне, хочешь не верь. Это твоё дело. Считай меня странным фантазёром, кем я долгое время и являлся. Я делюсь с тобой своими воспоминаниями только потому, что мне это нравится. Так я развлекаюсь во время поездки: беседую о своём прошлом с умной и привлекательной молодой женщиной.
Отсалютовал журналистке стаканом.
Лебедева улыбнулась.
— В карты мы ещё играем? — спросил я.
Александра решительно кивнула.
— Играем, — сказала она. — Хотя бы один раз, но я у тебя сегодня всё же выиграю.
От ночи на боковой полке в плацкартном вагоне я отказался — разыскал начальника поезда, поделился с ним частью найденных в Димкином тайнике денег. Ещё до темноты мы с журналисткой перешли в другой вагон (купейный). Там чудесным образом оказались незанятыми две полки в первом купе. Я с удовольствием разместился на верхней полке — Александре уступил нижнюю. Наших новых соседей не возмутило наше появление. Я заподозрил, что места в этом купе они раздобыли тем же путём, что и мы.
Утром Лебедева развлекалась беседой с нашими попутчиками (молодой парой, получившей в институте распределение на работу в Симферополь). Я краем уха слушал их диалоги, но к разговору не присоединился. Делал в блокноте записи, пил из гранёного стакана в мельхиоровом подстаканнике купленный у проводницы чай. Молодые меня вопросами не беспокоили: Лебедева представила им меня, как писателя детективов из Ленинграда — заявила, что я сейчас работал над очередной книгой.
На станцию «Ларионовка»
— Нам туда, — сказал я.
— Зачем?
— За билетами.
— Куда и когда мы поедем?
— Я поеду Москву.
— В Москву? — переспросила Лебедева. — А как же Керчь? Разве ты не поедешь к жене и к дочери?
Я услышал, как вздрогнул позади меня железнодорожный состав. Обернулся — увидел, что наш поезд неторопливо пополз вдоль перрона. Женщины и мужчины с корзинами, сумками и коробками (набитыми непроданными товарами) замерли на перроне, подсчитывали заработанные за время стоянки поезда барыши. С крыши вокзала взлетела большая стая голубей — птицы спикировали на перрон рядом с торговцами, словно надеялись: те поделятся с ними деньгами.
Саша дёрнула меня за руку.
— Ты не поедешь в Керчь? — повторила она.
Лебедева щурила глаза от яркого солнечного света.
— Не сейчас, — ответил я. — В девяносто первом в пансионате около Керчи нам было хорошо. И это хорошо было само по себе, без всякого вмешательства людей из будущего. Вмешиваться в это хорошо — только вредить ему. Саша, я безумно скучаю по своей семье. Вот только они не скучают по мне. Они сейчас там вместе со мной: со мной прежним. И вовсе не ждут дядю Диму — точно тебе говорю.
— Но разве ты не хочешь…
— Очень хочу. Я много чего хочу. Но я уже был в пансионате «Заря», когда жил в этом году в прошлый раз.
Я наблюдал, как торговцы с перрона возвращались к зданию вокзала, занимали места в торговом ряду рядом со своими не гонявшимися за покупателями коллегами. Голуби вернулись под крышу, спрятались в тень. Торговцы посматривали на уличные часы, что красовались на вершине столба около входа в вокзал. Вальяжно сидевшие на табуретах рядом с самодельными прилавками мужчины и женщины словно прикидывали сейчас, через какой промежуток времени прибудет очередной пассажирский поезд.
— Ты не хочешь поехать туда снова? — сказала Лебедева. — Не верю.
Я посмотрел на Сашины голубые глаза, которые сейчас выглядели частичками безоблачного неба.
Повторил:
— Очень хочу. Но я уже прямо сейчас там нахожусь. Тот я, прошлый.
— Там сейчас твои жена и дочь, — напомнила Александра.
Я усмехнулся и сказал:
— Знаю, Саша. Я обязательно обниму свою дочурку и… поговорю с Ниной. Очень этого жду. Но ходить за ними хвостом по пляжу — это не лучшая идея, я считаю. Хотя раньше бы я так не сказал. Но теперь рассуждаю иначе. Я увижу их. Обязательно. Когда они вернутся в Нижнерыбинск, в конце июля. А пока у меня есть другие дела, которые тоже требуют моего внимания.