Блондинка с розой в сердце
Шрифт:
Я впервые слышал скрипучий голос Курочкина, хотя примерно таким его себе и представлял.
Ответил:
— Я — грабитель. Разве не видишь?
Я положил барсетку на полку около зеркала (поверх связки ключей и расчески).
Курочкин бросил взгляд вправо: в дверной проём комнаты, где звучали музыка и голос Андрея Макаревича. Но Рома тут же вновь взглянул на меня и потряс головой. Длинная чёлка накрыла его левый глаз.
— У меня ничего нет, — сказал Роман.
— Это же хорошо, — заверил я. — Тогда тебе нечего бояться. Возьму то, что
— Я не боюсь.
Голос Курочкина дал петуха. Мужчина выставил перед собой руку с молотком. Будто отпугивал крестом нечисть.
— Уходи, — сказал он. — Или я закричу.
— Кричи.
Я пожал плечами, посмотрел Роману в глаза (в них отражался желтоватый свет лампы). Пошёл к нему. Разделявшее нас расстояние я преодолел за две секунды. Курочкин не закричал. Но он снова попятился и взмахнул молотком.
Я ударил Курочкина под кадык. Левой рукой. В точности, как сегодня ночью ударил ночного гостя в поезде. Курочкин захрипел и выпучил глаза. Он приоткрыл рот, хватал воздух губами, подобно выброшенной на сушу рыбе; прижал к шее руки.
Молоток с глухим стуком приземлился на линолеум около Роминых тапок. Я подобрал его, взвесил в руке. Одобрительно кивнул и взглянул на бледное лицо Романа Курочкина (пока ещё не питерского, а ленинградского Людоеда).
— Хороший инструмент, — сказал я. — Рабочий. Нам с тобой, Рома, он сейчас пригодится.
Курочкин ответил мне хрипом. Я схватил его за плечо и затолкнул в комнату, где всё ещё поскрипывала в магнитофоне аудиокассета с песнями группы «Машина времени».
«…А ты был неправ, — пел Макаревич, — ты всё спалил за час…»
В квартире Романа Курочкина я пробыл гораздо меньше часа.
Перед уходом я отключил магнитофон. Поправил около зеркала свою причёску, промокнул носовым платком выступившие на лбу и на висках капли пота. Забрал с полки барсетку.
Сунул в карман перчатки, спустился на восьмой этаж к кабине лифта.
Входную дверь на девятом этаже я оставил открытой: понадеялся, что тела в квартире Курочкиных уже в скором времени найдут привлечённые запахами разложения соседи.
От дома номер семнадцать на улице Криворожская я вернулся к метро. До поезда у меня в запасе оставалось ещё пять часов. Поэтому на вокзал я сразу не поехал — решил, что потрачу оставшееся до отправления поезда время на покупку подарков. Ещё во время первой своей сегодняшней поездке в метро я подслушал разговор пассажирок о магазине «Lancome» на углу Невского проспекта и Караванной улицы. Барышни говорили об ассортименте магазина с мечтательным придыханием, будто рассказывали о ночи, проведённой в объятиях любимого мужчины.
Горожане на Невском проспекте, недолго думая, указали мне пальцем направление для дальнейшего движения, едва я только обратился к ним с расспросами о магазине. Я прогулялся по неровному тротуару главного исторического проспекта Северной столицы, полюбовался мало изменившимися с довоенных времён фасадами домов.
Посмотрел на толпившихся у входа в магазин решительно настроенных женщин и пробормотал:
— Да уж, тут и удостоверение не поможет. Никакое. Побьют, к гадалке не ходи.
Я почесал подбородок, задумчиво рассматривал раскрасневшиеся от жары и от возбуждения лица стоявших в очереди около магазина гражданок. Рядом со мной нарисовался невысокий мужичок с зачёсанными набок жидкими русыми волосами. Он поинтересовался, не желаю ли я прикупить косметику «немного дороже, чем в магазине, зато без очереди». На мой вопрос «что есть?», он перечислил неплохой ассортимент… из которого я выбрал духи, три тюбика помады, пудру и тушь для ресниц. Ещё я получил «всего за трёшку» «фирменный» полиэтиленовый пакет.
В вагон поезда на перроне Витебского вокзала я вошёл одним из первых. Перекинулся парой слов с проводницей. Во главе загруженной сумками и чемоданами вереницы пассажиров я прошёл до своего места, забросил на верхнюю боковую полку рюкзак. Отметил, что вагон ещё не заполнился людьми, но здесь уже витал не только привычный запах креозота, но и ароматы популярных во все времена у советских и российских пассажиров поездов продуктов: варёных яиц, жареной курицы и копчёной колбасы.
Напротив меня на сидение уселся круглолицый и краснощёкий светловолосый мужчина — мы устно поприветствовали друг друга и тут же выяснили, что оба едем почти до конечной станции (я узнал, что поездка моего соседа продлится лишь на час дольше моей). Мужчина затолкал под сидения свои сумки, бросил на стол газеты («Комсомольская правда» и «Советский спорт»). Он приоткрыл рот для очередного вопроса, но так и замер — уставился мне за спину, будто заметил там нечто сверхинтересное.
Я уловил в воздухе вагона аромат розовых лепестков, почувствовал как почти невесомая женская рука прикоснулась к моему плечу.
Обернулся — встретился взглядом с ярко-голубыми глазами ленинградской журналистки Александры Лебедевой.
Саша улыбнулась.
— Дмитрий, ещё раз здравствуйте… здравствуй, — сказала она. — Я подумала и решила, что поеду в Ларионовку вместе с тобой. Поезд. Хорошая компания. Твои интересные рассказы. Ведь это же здорово! А у меня ещё остались почти десять дней отпуска.
Глава 7
Я так и не познакомился со своим круглолицым краснощёким соседом: он перестал быть моим соседом ещё до отправления поезда. Мужчина поддался на уговоры журналистки, поменялся с Лебедевой местами. Вместе с собой он унёс в начало вагона и газеты — я сообразил, что не взял с собой в дорогу никакого источника информации, словно рассчитывал скоротать время поездки при помощи несуществующего пока смартфона.