Блондинка за окном
Шрифт:
Миша с Таней разводят акварельные краски, о чем-то шепчутся и тоже иногда посматривают на меня. Пока всё спокойно. Надеюсь, в год Собаки меня не будут наряжать собакой – какой в этом смысл?
А в прошлом году меня наряжали то дедом морозом: привязывали ватную бороду, накидывали на спину красную кофту, обували в валенки. Видел я себя в зеркало – больше на козла в красном кафтане походил, чем на деда Мороза в шубе. То наряжали Снегурочкой: надевали на голову вязанную шапочку, из-под шапочки – торчат рыжие косички от куклы, а на хвосте – белые бумажные снежинки. Еще наряжали северным оленем (ну, это
А вот катание с ледяной горки в новогоднюю ночь мне очень нравится. Нет, сам я не люблю кататься. Во-первых, того и гляди с лап сшибут да еще и на тебе прокатятся. Во-вторых, пугаюсь я очень от этого бабаханья салютов и фейерверков. Ну и в-третьих, спичками жжеными от них сильно воняет – чихать хочется.
Я катание с горки почему люблю – потому что все уходят на горку и можно спокойно, не торопясь стащить что-нибудь вкусненькое со стола. Я предпочитаю заливное из телятины и жареную курочку. Можно еще рыбку жареную – тоже неплохо.
Так что, пока вроде всё спокойно: детки сидят за столом, краски акварельные разводят, кисточкой помешивают. Меня только одно смущает – предстоящий год не просто год Собаки, а год Желтой Земляной Собаки. Не покрасили бы.
Любовь и кость
Мы сегодня с Бонькой очень разочаровались в одном псе. Бонька – это моя собачонка. Породы квартирьер. Симпатичная собачонка. От женихов отбоя нет. Женихи, правда, в основном д,артаньяны. Извините, оговорился – хотел сказать, двортерьеры. Есть пара породистых из соседнего дома, название всё не могу запомнить – шпиндель-шнапс-штуцеры какие-то. У одного даже медальки имеются. Но оба страшные – у одного лапы колесом, у другого морда гармошкой. Моя Бонька от них презрительно отворачивается. А двортерьеры все красавцы как на подбор: здоровые, лохматые, статные! Как начнут задними лапами землю скрести, отбрасывать – аж метров на десять отлетает! Особенно среди них один выделяется. Весь черный – от пуговки носа до кончика хвоста. И кличка у него подходящая – Черныш. Тоже с нашего двора. Мы с Бонькой, признаюсь, на него даже виды имели – неплохое бы потомство получилось. Пёс неглупый, работящий – на местной автостоянке охранником подрабатывает. Он нас как с Бонькой на прогулке увидит, так обязательно подбежит. Хвостом из стороны в сторону машет, тявкает, поскуливает, вокруг Боньки скачет, всю обнюхает, от избытка чувств чихает. Ну, мы с Бонькой так и думали, что он в неё по уши влюблен.
А сегодня вышли на прогулочку – погода замечательная, наконец-то потеплело, даже с крыш капало. Смотрим, Черныш мимо по тропинке бежит. В зубах – здоровенная кость. Останавливается, смотрит в нашу сторону.
– Ну, иди, иди к нам! – говорю я ему дружелюбно. – Поболтаем. Отличная погодка сегодня, не правда ли?
Эта псина делает пару шагов в нашу сторону, но потом останавливается, на пару секунд о чем-то задумывается и… И бежит со своей костью дальше по тропинке. Бонька, конечно, остается в расстроенных чувствах.
– Вот она, Бонька, проза жизни! – вздыхаю я. – Променял тебя на какую-то паршивую обглоданную кость.
Бонька рявкнула на цуцика, и тот, взвизгнув, ускакал обратно.
Сразу с двенадцати ноль-ноль
Нас было трое: я, Старый год и Новый.
Старый был задумчив, немножко грустный. Он тихо бродил по квартире, собирая свои вещички, изредка вздыхая и посматривая на часы – ему скоро надо было уходить.
Новый же, напротив, был весел, без умолку разговаривал и никуда не торопился – впереди у него был целый год.
– Во-первых, бросишь курить! – сказал он, обращаясь ко мне. – Сразу с двенадцати ноль-ноль.
– Бросит, бросит, – ухмыльнулся Старый, сминая в пепельнице сигарету.
– Фу, а надымил то! – поморщился Новый и, недовольно взглянув на Старого, продолжил: – Во-вторых, к лету выучим английский и французский…
– Вы бы еще китайский прихватили, – съехидничал Старый.
– Надо будет – и китайский выучим! – огрызнулся Новый. – А летом, предлагаю, взять путевку и прокатиться по Европе! Представляешь, Лондон, Париж, Мадрид, Вена…
– А кто картошку на даче окучивать будет, огурчики поливать? – спросил Старый.
– Да что же это такое! Перебивает и перебивает! – возмутился Новый. – А картошку с огурцами можно и на рынке купить!
– Экскюз ми, сэр! – извинился Старый. – Кажется, вы на моей шапочке сидите.
– Пожалуйста! – встал с дивана Новый. – А нечего свои вещи разбрасывать, где придется. Еще предлагаю заняться бегом…
– Сразу с двенадцати ноль-ноль? – снова съехидничал Старый, расглаживая свою шапочку.
– И гирями, – стараясь не обращать внимания на Старого, продолжил Новый. – Только гири надо купить в магазине.
– А не надо покупать, что зря деньги тратить. Они у нас с осени на даче где-то валяются. Мы ими грузди с рыжиками придавливали, когда солили. Ну, давайте-ка, по рюмочке. На посошок, как говорится. А то мне уже скоро уходить надо, – сказал Старый, взглянув на часы.
Мы с ним, чокнувшись, выпили по рюмочке водки и закусили грибочками.
– А ничего грибочки-то получились! – сказал Старый. – Ну, пора мне, пора.
Я проводил старика до двери и крепко на прощание обнял.
– Желаю вам обоим успехов! – сказал Старый и подмигнул в сторону Нового: – Адью, месье!
– Какой вредный старикашка! – сказал Новый, когда за Старым закрылась дверь.
– А ты знаешь, он был неплохим годом, – сказал я и достал с полки альбом с фотографиями. – Присаживайся, посмотрим.
– Какой ты здесь счастливый! – воскликнул Новый, когда я ему показал первую фотографию.
– В этом году у меня родился сын. Это он у меня на руках.
– А это кто такие, как черти перемазанные?
– Это я с ребятами на работе. Мы запустили установку. На месяц раньше срока. Чумазые, но веселые и радостные. А это я с ребятами вечером у костра, на Байкале.
– А с гитарой это кто?
– Андрюха, друг мой. А это мы в Саянах. Нас тогда накрыло снежной лавиной. Но ничего, выбрались. А это…
Я взглянул на Нового: он с завистью смотрел на разложенные фотографии.