Блудное художество
Шрифт:
– Как вышло, что вы его узнали? Тут маскарад, все в масках, - сказал Архаров.
– Он маску в руке держал. Я его там видела два раза… или даже три раза, он жил там, однажды он по коридору в одной рубашке пробегал…
– Прелестно. И что ж, кем он сейчас явился?
– Знатным господином, сударь. На нем капуцин распахнулся, а под ним кафтан дорогой, золотое шитье… волосы всчесаны и напудрены на модный лад, высоко…
– Что еще?
– Лет ему много, сорок, поди… - тут Варенька покраснела, вспомнив князя Горелова, коему было уж точно за сорок, однако случились дни, когда она его, видя в нем жениха, стариком
– Сложения тонкого, худощавого… волосы у него тогда, в Кожевниках, были темные, лицо смугловатое, нерусское…
– Кавалер де Берни!
– выкрикнул Федька.
– Побойся Бога, - одернул его Архаров.
– Один кавалер де Берни у нас уже имеется.
Федька опомнился. Тот де Берни, что жил в доме отставного гвардейского полковника Шитова и навел на закопанную в подвале треть сервиза, был ростом невысок, сложением - плотен, и на вид ему было лет пятьдесят, коли не более.
И тут подал голос Михей, стоявший неприметно за спиной Архарова.
– А коли не господин де Берни, так это, прости Господи, сам черт.
– О Господи!
– Варенька даже перекрестилась.
– И точно, что черт!
– подтвердил Федька.
– С чего вы взяли?
– Рукой не ухватить… - начал было Федька и вспомнил, что один удар замаскированный незнакомец пропустил - тот самый, что вышиб из его руки длинный тонкий нож.
Нож этот обер-полицмейстер уже отнял у архаровцев и очень жалел, что нельзя сразу вызвать во дворец Шварца, чтобы он опознал свою пропажу.
– Ловок, как бес, - добавил Михей.
– И исчез по-бесовски, как сквозь землю провалился. И ходит так,что стука не слыхать.
– Серой от него, часом, не разило?
– полюбопытствовал Архаров.
Федька озадаченно понюхал правую руку, соприкасавшуюся с «чертом».
– Ну-ка, Федя, покажи мне, как ты с ним воевал, - вдруг попросил обер-полицмейстер.
– Хохлов, ты за беса встань.
Федька изобразил, как он наступал на незнакомца, и заставил Михея проскакивать под своей рукой дважды - как оно и было на деле.
– Диво, что он тебе сзади пинка в гузно не дал, - заметил Архаров, совершенно не смущаясь присутствием Вареньки.
– Чертей мне еще недоставало…
– Нет, Николай Петрович, сие не мистическое явление, - сказала не в меру храбрая Варенька.
– Я его узнала, я его увидела, когда он у двери стоял и маску заново надевал. Для чего бы потустороннему явлению маска, когда оно может само изобразить любую личину? Я и побежала за ним…
– Для чего?
– наконец спросил Архаров.
– Да коли он тогда исхитрился сбежать, то ведь много беды наделать может!
Аръаров тяжко задумался, припоминая события того лета. Сбежали при налете на шулерский притон, трое - князь Горелов, Мишель Ховрин и этот самый кавалер де Берни, они чудом ускользнули от архаровцев, стреляли в подвал, где лежала умирающая Варенька, ранили Степана Канзафарова и исчезли. Добыча, правда, была хороша - сам главный мошенник Дюкро-Перрен с подручными. Но те, кого, по мнению Архарова, следовало примерно наказать, сперва скрылись, потом же князь Волконский настоятельно рекомендовал не позорить отпрысков знатных родов. И в итоге вместе с отпрысками уцелел и загадочный де Берни…
– Запомнить следовало, во что одет, и тут же мне доложить, - сказал он Вареньке.
– И мои люди бы его повязали.
– Николай
– А теперь он знает, что вы, сударыня, его признали. Как далее было - он обернулся?
– Обернулся! Он уже в маске был. Так ведь и я была в маске!… - тут Варенька задумалась. По всему выходило, что загадочный кавалер узнать ее не мог. Кроме того, она при последней с ним встрече была так плоха, что он, надо думать, полагал ее уже живущей в раю с ангелами. Убегать от обернувшегося кавалера не имело смысла, более того - по одному тому, как она от него кинулась наутек, он догадался, что эта женщина знает о нем что-то нехорошее и смертельно его боится…
Архаров думал о том же и - примерно так же.
– Сбежал, стало быть, - сказал он.
– И теперь мы его тут не выловим. Савин, Хохлов, от сей особы ни на шаг не отходить. А лучше всего - чтобы его сиятельство распорядился ее домой отправить. Идем, сударыня.
Они отыскали не самого Волконского, а Елизавету Васильевну.
Князь был занят - он вел крупную игру со знатными особами, в число которых с недавнего времени входил господин Потемкин, и выигрышем в той игре были мимолетные, однако очень важные договоренности о встречах и совместных делах. Напротив него сидела опасная соперница - графиня Прасковья Брюс, ровесница и любимейшая подруга государыни, не раз доказавшая свою преданность. Графиня приходилась сестрой генерал-фельдмаршалу Петру Александровичу Румянцеву-Задунайскому, а того молва произвела в незаконные сыновья покойного императора Петра Великого. Ладить с графиней и проигрывать ей было для князя Волконского куда как полезно.
А что касается фаворита - приезжие из столицы гости рассказывали, что с ним-де государыня и вовсе повенчалась. Архаров по должности знал цену подобным слухам: даже когда называется храм - Самсониевский, что на Выборгской стороне, даже когда известно, кто венцы держал, даже когда единственной спутницей царицы в этой важной поездке называют с чего-то не любезную Брюсшу, так потрудившуюся для пользы господина Потемкина, а всего лишь камерфрау Перекусихину, - все это еще не доказательство. Вот коли предъявят запись в церковной книге - иное дело.
Елизавета Васильевна была сильно недовольна тем, что Варенька вдруг потерялась, нашлась и опять исчезла. Поэтому мысль отправить ее домой под конвоем архаровцев княгине понравилась. Так и сделали.
К огорчению своему, Федька был оставлен во дворце - авось высмотрит своего противника. Клаварош как умел перевязал ему рану - неприятную царапину, и Федька отправился шататься по залам. Но толку из этого не вышло - господ в темных капуцинах и в черных бархатных масках было превеликое множество.
Архаров уселся с Елизаветой Васильевной на канапе. Он не любил этак восседать с дамами - ему казалось нелепым, что колени его прикрыты складками, воланами, широкими рюшами и кружевами их пышных платьев. Однако страшно хотелось знать, как государыня поглядела на девицу Пухову и что при сем сказала.
– Поглядела без особой нежности. Я же ее представила ее величеству как воспитанницу княжны Шестуновой, не Бог весть сколь почтенное звание. Да и представила как бы ненароком - словно бы не знала, что ее величеству угодно было видеть Вареньку.