Блудное художество

Трускиновская Далия Мейеровна

На сей раз кулак достиг цели. И тут же Федька ощутил наконец боль в левом плече - не смертельную, но весьма неприятную.

– Ко мне, архаровцы!
– заорал он. Все-таки вязать замаскированного незнакомца, привалившегося к стене, было бы лучше вдвоем с Михеем, а может, еще кто-то из своих поспешит на помощь.

Но противник оказался шустрый - кинулся бежать и, в третий раз пустив в ход свою ухватку, скользнул под руку устремившемуся на крик Михею. Только его и видели.

– Что это за ховрячишка?
– спросил несколько растерявшийся Михей,

подходя к Федьке.

– Кляп его знает… Плечо мне распорол, сукин сын… - и Федька вкратце описал драку.

– Так у него нож? Что ж он меня не ткнул?

– Незачем, поди, было. Он ведь знал, что и без того уйдет.

– Не мог он этого знать… Ну-кась, повершим…

Михей распахнул капуцин и достал из кармана огниво и свечной огарочек. Вспыхнул желтый огонек.

– Ну вот же, - сказал Михей.
– Ты у него нож выбил.

– Спас тебя, выходит?

– С меня полпива в «Татьянке», - сразу понял тонкий намек Михей. И, подобрав с пола нож, присвистнул:

– Федя, глянь! Это ж наша пропажа!

– Мать честная, Богородица лесная, - невольно вспомнил Федька архаровское присловье.
– И точно!

Нож был тонкий и длинный, вершков пяти, нож-убийца, весьма похожий на тот, что пропал из Шварцева чулана.

– Сейчас же идем к пертовому мазу, - решил Михей.

– Да погоди ты! Убедиться надобно, что она под присмотром…

– А куда она подевалась?

Вопрос был хороший и своевременный - поди теперь угадай, за какой дверью исчезла Варенька.

Попробовали дергать дверные ручки, попали в некую пустую темную гостиную, сделали по ней несколько шагов и услышали пронзительный бабий визг. Оказалось - спугнули пристроившихся в уголке на канапе любовников. Дали деру. Михей успел прихватить со стола трехсвечник с незажженными новенькими белыми свечами. Это облегчило им шатания по темным коридорам, огибавшим парадные апартаменты и залы. Наконец встретили лакея, тащившего поднос с пустыми бокалами, и он растолковал, как двигаться, чтобы отыскать его сиятельство князя Волконского. Князь, это лакей знал точно, играл в карты, ее сиятельство княгиня была поблизости. Княжна же с женихом где-то отплясывали. Девицы в белом капуцине и черных перчатках лакей нигде не заметил.

– А господин Архаров?
– спросил Федька.

– Возле князя сидит, играть пособляет.

Гостиная, где собрались знатные гости, те, что приезжают в маскарад без глупых масок, одетые в дорогие мундиры, была по сути собственной гостиной государыни. Тут, вдали от шума и музыки, игра велась крупная - раньше Федька с Михеем только слыхали, как вельможи расплачиваются бриллиантами, а теперь и сами это издали увидели. Они попросили молодого нарумяненного лакея тихонько доложить господину Архарову - служебная-де надобность. Лакей высокомерно кивнул и вдоль стены, никому не мешая, направился к обер-полицмейстеру.

– Экий ламонный молодчик, - заметил Михей.
– И букли загнуты ровнехонько…

– Наш Никодимка поламонистей будет, - возразил Федька. Никодимка считался среди архаровцев образцом красавчика и бабьего

любимчика.

Архаров, услышав, что двое его орлов околачиваются за дверью гостиной, тут же встал и вышел к ним.

– Сюда, ваша милость, - сказал Федька, открывая перед ним дверь, ведущую в темный коридор.

– Вы нашли ее?

– Нет, ваша милость, - отвечал Михей.
– Она где-то в залах, и надобно всех предупредить - кто-то ее выслеживает. На людях ей вреда, может, и не причинит…

– А кто таков?

– А черт его душу ведает, ваша милость. Вон, Феде плечо поцарапал.

– Заколют тебя когда-нибудь насмерть, Федька, ради этой девки. Как же быть-то?… Так. Ведите мне сюда первого же лакея. Нет хуже, чем девок стеречь. Вот только что рядом с княгиней была - и вдруг ее не стало, понеслась куда-то… а велено же ей было не отходить! Государыня, того гляди, игру закончит и к себе уйдет, на нее не поглядевши…

Федька перестал слышать недовольного Архарова. Рассудок отказывался принимать то, что осознало сердце: Варенька пошла навстречу ему, Федьке, потому что он страстно желал ее видеть, звал безмолвно, его душа летела на тайные знаки, подаваемые ее душой…

– Будет исполнено, ваша милость, - сказал Михей и пошел искать лакея. Вскоре он пригнал чуть ли не пинками какого-то напудренного красавчика, и Архаров приказал: пусть все здешнее лакейское сословие бросит прочие заботы и ищет девицу среднего роста в белом капуцине, из-под коего мелькает темно-зеленая юбка. Найдя же, пусть немедленно ведет… а куда?… Да вот сюда же, в темный и сырой коридор!

– А коли она не одна такая, в зеленой юбке?
– разумно спросил Михей.

Воистину - это была тяжкая морока: вылавливать на маскараде среди охочих до шалостей масок Вареньку. Наконец ее отыскали именно там, где ей и следовало быть, - при княгине Волконской. Елизавета Васильевна и хотела сообщить Архарову, что пропажа нашлась, но понятия не имела, куда сбежал обер-полицмейстер.

Варенька, препровожденная к Архарову, была взволнована чрезвычайно: она, запыхавшись и ощущая боль в горлышке, успела-таки вернуться к княгине, ее представили государыне, а перед тем она слушала любовное объяснение и видела человека, которого надеялась в жизни более никогда не встретить.

– Вас, сказывали, некий кавалер преследовал. Кто таков?
– спросил Архаров.

– Николай Петрович, он из тех господ, что в Кожевниках… - тут Варенька смутилась. Архаров понял - ей неприятно вспоминать, как глупо она попалась в ловушку шулеров.

На самом деле смущение было тройное - Варенька никак не могла выбросить из головы те несколько минут, что провела в обществе государыни, и страшно беспокоилась, что сказала что-то не то и не так; а громкое Федькино признание в любви не умолкало в ее ушах, перебивая все прочие слова, которые говорили ей окружающие. Поэтому ей было даже страшно посмотреть на Федьку, он же и сам отводил взгляд, потому что вдруг опомнился и не понимал, как у него хватило наглости говорить этой девице о своей любви.