Блунквилль
Шрифт:
— Вероника! — вдруг вырвалось у Керина.
Виктория резко подняла голову, будто это слово пронзило её электрическим током. Оно что-то значило; она совершено определённо ощущала, что это имя вызывало в неё какие-то эмоции, но никак не могла понять, где и когда она его слышала. У неё не было ни одной знакомой по имени Вероника, но для неё это имя звучало так, словно она слышала его каждый день. И та интонация, с которой произнёс его Керин… Она никогда не слышала в чьём-либо голосе большей нежности, страсти и надежды.
— Как ты назвал меня? — переспросила Виктория.
Керин покачал головой и попятился. Что-то в
— Прости, мне надо идти…
— Как ты назвал меня? — повторила Виктория громче. — Чьё это имя?
Но Керин больше ничего не сказал. Бросив на Викторию очередной непонятный взгляд, он круто развернулся и зашагал прочь вниз по лестнице. Первой мыслью Виктории было броситься ему вдогонку, но чуть подумав, она пришла к выводу, что это бесполезно. Если уж Керин не захочет с ней говорить, то ничто на свете — по крайней мере, в Блунквилле — не позволит этому случиться.
Оставшись одна, Виктория огляделась и задумалась. Немного хотелось есть, но возвращаться в пустую спальню не было никакого желания. Кроме того, туда мог уже вернуться Мэтт, а сейчас у Виктории было совсем не то настроение, чтобы видеть его или разговаривать с ним. Да и вообще с кем бы то ни было. Поэтому девушка повернулась и принялась подниматься по ступенькам вверх, а, добравшись до последней лестничной площадки, свернула направо, пересекла бальную залу, два коротких коридора и оказалась на маленьком балкончике, с которого открывался чудесный вид. Балкон этот из гладкого дерева, покрытого свежим, густо пахнущим лаком, выдавался вперёд и нависал прямо над замком, создавая ощущение, что он просто парил в воздухе. Внизу, прямо под ним расстилалась вересковая пустошь, и куда ни глянь во все стороны до самого горизонта тянулись бесконечные холмы и долины, крытые высокой сухой травой и ветвистым кустарником. Однако пейзаж этот вовсе не казался унылым; в нём было что-то уютное и успокаивающее, а безгранично глубокое неба цвета лазури добавляло ясности и безмятежности.
Виктория села в кресло-качалку, укрытую мягким пледом. На плетёном столике прямо перед ней тут же возникла чашка горячего зелёного чая и вазочка с кексами. Виктория хотела, чтобы кексы имели тот незабываемый, тающий во рту сладко-ванильный вкус, который был у маминых бисквитов, но получилось не совсем то.
Прохладный ветер, налетавший с пустоши, играл в волосах девушки. Она глядела на холмы и думала о том, что, по примеру Мэтта, было бы неплохо сейчас встать на перилла и рухнуть вниз и испытать невероятное захватывающее чувство свободного полёта, которое, возможно, никогда в жизни ей больше испытать не удастся. Но она не стала этого делать, просто потому что ей было лень подниматься на ноги. Бессмертные… Керин сказал, что они бессмертные. И если раньше бесконечность жизни могла бы её обрадовать, то сейчас ей вдруг показалось, что эта бесконечность лишает её жизнь смысла. Она не могла понять, почему думает об этом.
Особенно сильный порыв ветра вдруг сорвал ленту, которой были перевязаны волосы Виктории. Она вскочила с места, беспомощно протянув руку вперёд; голубая лента скользнула между её пальцами и, подхваченная потоками воздуха, устремилась вперёд, вверх в небеса, покачиваясь, как на волнах, и искрясь переливами шёлка. Виктория смотрела ей вслед, пока она не исчезла из виду. Ей вдруг стало так одиноко, что захотелось плакать.
На пути в комнату ей
В спальне её также окружило одиночество. Виктория весь день лежала на кровати. Иногда она засыпала, но её сон был тревожный, потому что, даже отключаясь от реальности, она не могла отстраниться от мыслей о Керине и их последнем разговоре. Что-то сильно беспокоило её, но это волнение было неосмысленным, и она не могла разобраться в нём до тех пор, пока не понимала, в чём его причина.
Мэтт вернулся только к вечеру. Виктория как раз разделалась с ужином, когда дверь за её спиной скрипнула, и в комнату ступил довольный юноша. В руках он держал длинный самурайский меч с высеченными на лезвии старинными символами и изумительно красивой рукояткой. Виктория молча уставилась на брата.
— Привет!
Мэтт прошёл в комнату и с размаху плюхнулся на кровать. Меч, сверкнув лезвием в сиянии свечей, упал рядом с ним. Он был настолько острым, что едва коснувшись простыни, распорол её.
— Не хочешь спросить, где я был? — поинтересовался Мэтт.
— И где ты был? — равнодушно отозвалась Виктория.
— Везде! — громогласно объявил Мэтт, и лицо его засияло самодовольной улыбкой. — В океане, в лесу, в скалах, в пустыне, в грязных и сырых подвалах, на вершинах старых башен… Таких экстремальных каникул у меня в жизни не было!
— Как это ты умудрился побывать во всех этих местах за один день? — не поверила Виктория.
— Почему это за один? — удивился Мэтт. — Мне кажется, меня не было кучу времени. Я только на ночлег останавливался раз десять, не меньше.
Ах да, блунквилльское времяисчисление, понятное только ему самому… Виктория вздохнула.
— И что? — спросила она. — Нашёл что-нибудь интересное?
— Выхода не нашёл, — ответил Мэтт. — Впрочем, и не искал. Я займусь этим, когда мне тут надоест. А пока что — тут довольно забавно. Представляешь, мы на самом деле бессмертные!
— Да уж, бессмертные… — невесело согласилась Виктория. И вдруг её поразила внезапная догадка, и она, широко раскрыв глаза, уставилась на Мэтта. — Слушай, Мэтт! А что, если все люди на самом деле бессмертны?
— Ну да! — подтвердил Мэтт. — Только здесь, в Блунквилле.
— Нет, я не о том! — отмахнулась девушка. — Я в другом смысле. Я имею в виду, что все люди рождаются, живут и умирают, а потом снова рождаются и снова живут. У них может быть другое имя и они могут по-другому выглядеть, но на самом деле они всё те же и у них те же самые души. Такое может быть?
— Не знаю… — медленно отозвался Мэтт. — Я никогда о таком не думал. А что?
— Сегодня Керин кое-что сказал… — призналась Виктория. — И мне показалось… У меня возникло чувство… В общем, как будто я Керина знала когда-то давно… А потом он назвал меня Вероникой.
— И что? — не понял Мэтт.
— Я думаю, что в прошлой жизни моя душа принадлежала девушке, которая…у которой…словом, которую что-то с ним связывало… — с трудом выговорила Виктория.
— Это он тебе сказал? — не отставал Мэтт.