Блуждающий Трактир
Шрифт:
Солдаты уставились на яйца, но послушно оставили их в покое. Паун повёл их прочь, и когда антиниумы стали уходить, то увидели, что динозавро-птицы вернулись в гнездо, тревожно крича. Солдаты секунду наблюдали за птицами, а затем вернули взгляды к сканированию ландшафта на предмет угрозы.
Паун шёл впереди них, усталый и несколько удручённый. Это были долгие два с половиной часа. За это время его Солдатам удалось уничтожить два гнезда пауков-щитовиков, прогнать стадо оленей Коруса и камнекраба. Всё это, конечно, было хорошо и входило в их обязанности по патрулированию. Просто…
Разве
Но он оживился, когда они приблизились к Блуждающему трактиру. Может, патруль и не показал Cолдатам ничего особенного, но это…
Как только антиниум открыл дверь, к нему бросилась Лионетта, нервно сжимая руки.
— Мне очень жаль. Мрша играла с краской… я не знаю, как она нашла банки с краской… и потом она попала на…
Лионетта со страхом указала в трактир. Паун перевёл взгляд в указанном направлении и увидел…
Цвет. На тёмно-коричневом панцире Солдата виднелись белые отпечатки лап. Они покрывали его перед, спину и даже голову. Они выделялись на фоне его тусклого одноцветного тела и делали его…
— Я пыталась её остановить! Но Мрша не слушала, и ей очень жаль, правда, Мрша?
Паун рассеянно перевёл взгляд на маленького гнолла с ещё более белыми лапами, которая пряталась за столом. Он заметил, что на полу тоже были отпечатки лап. Довольно много.
— Краска смоется?
— Я не… думаю, она очень стойкая. Это та же краска, что Эрин использовал для вывески, и я пыталась её оттереть, но нужно масло и много работы, а я не хотела беспокоить Солдата, так что…
— Понятно.
Паун просто уставился на отмеченного краской Солдата вместе с другими девятнадцатью Солдатами, стоящими в трактире. Лионетта снова принялась сыпать извинениями, но Паун не обращал на неё внимания.
Отпечатки лап. Они выделялись. Солдат был ими отмечен. Он больше не мог быть… ну, просто Солдатом. Раньше он выделялся только из-за раненой руки, но она скоро заживёт. Но теперь…
Краска, которую нельзя стереть. Что-то, что отмечало его, что-то, что не нуждалось в словах, чтобы быть очевидным. Это было почти как имя. На самом деле, это было даже лучше, чем имя, особенно для Солдата…
Лион отступила от Пауна с широко распахнутыми глазами. Антиниум понял, что дрожал от волнения, и попытался сгладить дрожь в своём голосе:
— Я не… не сержусь. На самом деле, я благодарен. У вас есть ещё краска?
— У меня? Эм, да. Вообще-то, это краска Эрин. Она купила много краски, а Мрша, как я и говорила, в неё вляпалась. Я могу дать вам мочалку и воду, если вам нужно…
— Я бы хотел купить вашу краску. Всю.
— Всю?
Лионетта казалась ошеломлённой. Паун потянулся к поясной сумке и вытащил кучу монет. Он положил их на стол, и девушка уставилась на него с раскрытым ртом.
— Я бы также хотел отложить обед на полчаса. И если мисс Мрша захочет помочь… мы собираемся немного порисовать.
Человеческая девушка уставилась на Пауна. Затем она посмотрела на молчаливых, безликих, одинаковых Солдат и на того, кто выделялся. На того, у кого была индивидуальность. Её глаза расширились, и она перевела взгляд обратно на Пауна, улыбнувшись ему. Антиниум уже
— Я могу помочь?
***
Краски. Это была такая простая вещь. Цвет, которому придали форму, то, что можно добавить почти к любой поверхности. Это была просто краска.
Просто краска. То, для чего у антиниумов не было никакого применения. Но, как оказалось, это была единственная вещь, в которой антиниумы, Солдаты, нуждались больше всего на свете.
Цвет. Индивидуальность. Что можно дать разумному без голоса? Имя? Что толку в имени, если они не могут его произнести?
Но краскам слова не нужны. Всё, что им нужно, – это кисть, лапа или рука. И она сделала одинаковых, безликих Солдат уникальными.
Они сидели на стульях вокруг стола и ели пчёл, которых приготовила для них Лионетта. По две пчелы на Солдата. Да, этого им было мало, но к пчёлам добавлялись миски супа, густого от масла, жира, частей насекомых и толики настоящего мяса. Человеческая девушка и даже гнолл сказали, что суп практически несъедобен, и Мрша даже пробовала его, но Солдаты считали, что суп – это самое лучшее, что они когда-либо ели в своей жизни.
Почти так же здорово, как и наличие индивидуальности. Даже когда они ели, Солдаты не могли не бросать друг на друга взгляды. Теперь у них была индивидуальность, уникальность, которую они создали сами.
Из краски.
Она была на их телах. Капли краски, брызги, некоторые Cолдаты были почти полностью ею покрыты, пока на других было только пятнышко или два. Но этого было достаточно.
Солдат с синим отпечатком руки на груди сидел напротив солдата с белыми отпечатками лап по всему телу. Это были два разных Cолдата, которых нельзя было спутать друг с другом. Они это знали. И они были счастливы.
Счастливы. Счастье теперь было словом, которое они не просто знали, а которое они испытали. Счастье от того, что краска на их телах дарила им индивидуальность. Счастье видеть, как маленькая гнолл носилась по залу, и счастье кивать человеку, когда она бегала, подавая пчёл и наполняя стаканы водой. Счастье было тёплым огнём и пчелой на их тарелках, поблескивающей от мёда.
Какая еда. Какая вкусная еда. У Cолдат не было слов, не было никаких ориентиров, чтобы даже понять, что они едят. Они всегда ели одну и ту же жижу, единственным отличием и интересным изменением в которой было то, насколько гнилыми были ингредиенты или когда некоторые части не были полностью перемелены в пасту. Это вся еда, которую они знали. Но пчела?
Каждый Солдат ел медленно, осторожно отрывая кусочки от пчёл, стараясь, чтобы каждый хруст под их мандибулами растянулся на всю жизнь. Они молчали. Разумеется, они молчали. Но они думали и знали, о чём думали остальные, сидя в тёплом трактире, пока гнолл носилась вокруг, а Паун разговаривал с человеком.
Это точно был Рай.
И когда они вышли из трактира, то двадцать воинов, покрытые цветом, захотели вернуться. И Паун пообещал им, что они вернутся позже, но сначала туда должны пройти другие Солдаты. И Солдаты знали, что это правильно. Другие, их братья, должны узнать об этом месте. Они вернулись в Улей, маршируя с более прямыми спинами, чем когда-либо прежде, с высоко поднятыми головами.