Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Брукс Дэвид

Под конец заседания все присутствующие уже будут на низком старте, готовые рвануть к кофейным столикам, где, собственно, и происходит социальная активность – главное назначение конференции. В любой рассылке профессиональной или академической организации вы найдете нелепые черно-белые снимки, на которых три-четыре человека стоят счастливым полукругом, сжимая в руках бокалы с вином или чашки с кофе. Это застигнутые за социализацией интеллектуалы. Они наслаждаются времяпрепровождением, в котором, столь характерно для бобо, совмещаются работа и игра.

Люди на фотографии весело улыбаются, отчасти потому, что знают, что их снимают (лозунг наших дней «Каждый – знаменитость!»), отчасти потому, что присутствие сравнимых с ними по статусу людей доставляет

им истинное удовольствие. Когда в разгаре неофициальной части три-четыре патриция собираются у одного столика, они прямо излучают счастье – так ценят компанию друг друга – и готовы подолгу смеяться, даже когда ничего забавного никто и не сказал.

Если участник конференции проходит по холлу и, сдержанно раскланиваясь направо и налево, зовет всех по имени, дарит каждого пятью секундами своего благорасположения, даже не думая остановиться и уделить кому-нибудь чуть более пристальное внимание, можно с уверенностью сказать, что это либо интеллектуал-суперзвезда, либо один из руководителей Фонда Форда. Напротив, малознакомый человек, который, вступая в разговор, не удосуживается даже представиться, полагая, что его и так все знают, ставит свой статус под удар. Того, кто перебивает собеседника, чтобы откланяться и пойти искать компанию попрестижнее, назовут мудаком, если же кто-то сам прервется на полуслове, чтобы поговорить с признанной величиной, это сочтут милой непосредственностью.

Кто раздает собственные статьи во время неофициальной части, рискует обвалить свой курс до нуля; человек, который решил, что первую поправку придумали специально ради того, чтоб он мог рассказывать всем и каждому о своей давней дружбе с Бобби Кеннеди, тоже ходит по опасной грани. В практически безвыходное положение попадает человек, который оказался вне группы и никак не может убедить беседующих сделать шаг назад и пустить его в круг. Участники группы видят его неприкаянность и объясняют ее недостатком статусных мощностей, не позволяющим ему подсознательно заставить товарищей расступиться. Наша восходящая интеллектуалка быстро научится адекватно оценивать свои акции по тому, кто останавливается и обращает на нее внимание, сколько времени с ней проводит собеседник, смотрит ли он на нее во время разговора, и сколько основных светочей, профланировав мимо, заметили ее существование. Здесь необходимо незаметно считывать сигналы, делая вид, что больше всего на данный момент вас заботит как бы половчее ухватить с подноса проходящего мимо официанта канапе с цыпленком, окунуть его в горчичный соус и отправить в рот, не пролив из бокала и не испачкав подбородка.

Телевидение

Книги и конференции – это хорошо, однако если вас не показывают по телевизору, значит, жизнь прошла стороной. Времена, когда автор литературного шедевра типа «Войны и мира» или «Бытие и ничто» автоматически становился интеллектуальным гигантом, давно миновали. Сегодня нужно уметь продать свои мысли ведущим популярных ток-шоу типа Барбары Уолтерс или Кэти Курик. Чем выше статус сегодняшнего интеллектуала, тем шире его аудитория и круг посещаемых им мест. Поэтому карьера, начавшаяся с крохотного семинара с бородатыми философами, если все пойдет хорошо, приведет вас на Tonight Show.

Чтобы достичь такого уровня, для начала нашей интеллектуалке понадобится привлечь внимание телепродюсеров. Эти деятели, пребывая между тщеславными и темпераментными ведущими и вздорными пенсионерами, составляющими большинство их аудитории, постоянно ищут кого-то, кто облегчил бы их участь. Восходящяя звездочка интеллектуального труда встает рано поут ру, формулирует ключевые идеи, после чего звонит на MSNBC сообщить, что она готова поучаствовать в передаче (лучше всего в августе, когда гостей большой дефицит). Если продюсеров заинтересует ее кандидатура, у нее возьмут предварительное интервью по телефону, во время которого она может донести свои драгоценные мысли как можно более глубоким грудным голосом.

Затем продюсер по гостям перезвонит и сообщит, что: «Мы

решили, что разговор пойдет в другом направлении, так что ваши услуги нам не понадобятся». Это значит, что они нашли более знаменитого комментатора, и теперь он скажет то же самое вместо вас. Или же, наоборот, пригласит на передачу, и, чтобы появиться в ток-шоу кабельного канала, которое она сама не стала бы смотреть под страхом смерти, ей придется ехать в Форт-Ли, что в Нью-Джерси. Ее встретят на входе и поместят в крохотную артистическую, где по телевизору, показывающему только этот канал, идет нескончаемая реклама зубной пасты. Потом придет продюсер и проведет настолько подробный инструктаж, что в нем уместятся два взаимоисключающих напутствия: «Не бойтесь перебивать ведущего, нам нравиться, когда гости жестко отстаивают свою позицию» и «Это приличная передача, а не какое-нибудь „Шоу Маклафлина“».

Потом придет молодая женщина и отведет ее в гримерку, где наша интеллектуалка будет болтать без умолку, чтобы показать себе и другим, что, оказавшись на телевидении, она вовсе даже не нервничает. Когда она вернется в артистическую, на экране уже будет автор книги о сталинских лагерях, лидер религиозной секты и астроном, который вышел в эфир, чтобы успокоить публику относительно возможного падения астероида на Землю, но под тяжестью прямых вопросов сам уже начал впадать в панику. Кабельные каналы меняют экспертов целыми группами, как пятерки в хоккейном матче, ведь певцы идей – самый дешевый способ заполнить эфирное время. Нашей интеллектуалке остается надеяться, что ее предшественник почистил уши, поскольку индивидуальных гарнитур на каналах на всех не хватает.

Ее приведут в тесную студию и усадят в кресло на фоне потрепанной панорамы Нью-Йорка. Оператор, как рабочий человек, презирающий всех, кто разглагольствует по телевизору, развернет на нее свою камеру, и в течение нескольких минут ей придется совращать квадратик черного стекла, за которым прячется линза. Настроив, наконец, глазки, она успешно превратиться в карикатуру на самое себя, что и является ключом к успеху на телевидении. Если она блондинка, то на экране она станет крашеной блондинкой; если она поддерживает какую-то идею, то станет ее непримиримым поборником; если она вдумчива, то в своей речи употребит весь арсенал безумного профессора из фильмов братьев Маркс. А поскольку телевидение – это визуальные медиа, ей придется придумать для себя характерную запоминающуюся деталь вроде белого костюма Тома Вульфа, жилетки Роберта Новака или длинных ног Энн Колтер.

Ирония и сарказм на телевидении не работают, поэтому полезней всего нашей интеллектуалке будет притвориться, что ей еще никогда не было так хорошо. Пока ведущий задает свой вопрос, она будет сиять улыбкой. Отвечая на вопрос, она тоже будет улыбаться и завершит его еще более обаятельной трехсекундной улыбкой, которая покорит уже всех и каждого. Телевидение – это средство не убеждения, но привлечения внимания. Даже те, кто запомнят, что видели ее в передаче, не смогут повторить ни слова из того, что она сказала. Поэтому содержание не принципиально, а важно много жестикулировать – что вызывает визуальный интерес – и говорить тоном человека, только что выпившего три эспрессо.

Перед началом передачи ведущий уже ознакомился с ключевыми идеями гостьи, и не побрезгует воспользоваться ими в эфире. Если она собиралась сказать, что Америка переживает беспрецедентное ослабление общинных связей, сравнимое лишь с началом индустриального века, то первый вопрос будет такой: «Сегодня Америка переживает беспрецедентное ослабление общинных связей, сравнимое лишь с началом индустриального века. Согласны ли вы с этим утверждением?» Ее попыткам развить свою же мысль помешает ощущение полной отстраненности, которое многие испытывают в первые несколько секунд телеэфира. Мозг поднимается к потолку и взирает оттуда на тело, которое судорожно пытается придумать какой-то ответ. Мозг игриво напоминает, что одно-единственное «бля» или даже «блин» в эфире означает крах карьеры и профессиональное аутодафе.