Бобо в раю. Откуда берется новая элита
Шрифт:
Представим, к примеру, как наша светская интеллектуалка, уже совсем взрослая, с положением, приходит в отель Drake на ужин Общества сохранения исторического облика Чикаго. Весь вечер она рассказывает истории о Теде Коппеле (акцентируя свое недавнее выступление в передаче Nightline) и Билле Бредли (вспоминая, как в августе они вместе оказались на конференции института Аспена). Врачи, адвокаты и банкиры за ее столом внимают с большим во одушевлением. Послу ужина они перемещаются в бар, выпить мартини по семь долларов, где к ним присоединяются консультант из Deloitte & Touche и его жена – совладелец Winson & Strawn – пара аж с двумя &. В баре она расходится еще пуще и выдает благодарной аудитории секреты издательских домов и журнальные сплетни. Чувствуя себя на коне, она решает взять
Следует неловкая пауза. Пара с двумя &: «Нам вообще-то на север в район Виннетка». Врач тоже живет на севере, по дороге к Лэйк-Форест. И тут все вдруг распадается как карточный домик. Она-то знает, что за люди живут на северном побережье Чикаго. На многие мили раскинулись богатые районы, и дома там, будь они в стиле псевдотюдор с фахверком, английское барокко или школа прерий, стоят миллионы и поддерживаются в безупречном состоянии.
На северном побережье нет поросших бурьяном пустырей. Каждый дом окружен идеальным газоном и мастерски обустроенным ландшафтом, живые изгороди пострижены с таким тщанием, что кажутся высеченными из зеленого мрамора. Даже гараж в таком доме с иголочки – детские коляски и игрушечные машинки на педальном ходу стоят в ряд, полы вымыты, полный порядок. Каждые семь лет в таких домах подобно цикадам заводятся ремонтные рабочие и меняют обшивку ротонды с вишни на дуб или обратно. С того момента, как обитатель такого дома просыпается по утру и ступает на подогретый пол ванной комнаты, и до последних минут вечера, когда он нажимает кнопку дистанционного управления, чтобы выключить газовый камин, все вокруг напоминает ему, что жизнь прекрасна, Америка – самая справедливая страна, и все в его жизни под полным контролем.
А вот нашей интеллектуалке придется ехать к университетскому городку в Гайд-парке, мимо неблагополучных спальных районов, и когда на подъезде к своему кварталу она встанет на светофоре, то взору ее предстанет желтый офис конторы по обналичиванию чеков и лавка, торгующая карточками дешевой телефонной связи со странами Латинской Америки. Дом, который казался ей таким прогрессом по сравнению со студенческим обиталищем, выстроен из старого темного кирпича, приземист и неуклюж. Чахлая грядка перед входом вместо газона, железные решетки на окнах, проржавевшая калитка.
Она проходит по отделанному осколками мрамора парадному, вдыхая едва уловимые, но неистребимые запахи, и поднимается на один пролет в свою квартиру. Если врачи и адвокаты Виннетки заходят в роскошные холлы, наша интеллектуалка оказывается в более чем скромной прихожей с выставленной по стеночкам обувью. В гостиной ее встречает заваленный посудой обеденный стол. И тут ей становится совсем грустно.
То, что она переживает, называется статусно-денежный дисбаланс. Этому расстройству подвержены люди, профессия которых дает им высокий социальный статус, за которым не поспевает уровень дохода. Трагедия больных СДД в том, что они проводят дни во славе, а ночи – в обстановке весьма посредственной. На работе они читают лекции – и все взгляды направлены на них, – выступают на телевидении и радио, участвуют в советах директоров. Если они заняты в медиа или издательском деле, они могут позволить себе списывать свои дорогие обеды на представительские расходы. За день их автоответчик заполняется сообщениями от богатых и знаменитых, которые ищут их внимания, но вечером выясняется, что засорилась ванна, и им приходится засучить рукава и вооружиться «кротом». На работе – они нобилитет, короли меритократии, болтают по телефону с Джорджом Плимптоном. Дома же раздумывают, могут ли они позволить себе новую машину.
Разберем пример нашей воображаемой интеллектуалки. На полной профессорской ставке в Университете Чикаго она получает 105 000 долларов в год. Ее муж, с которым они познакомились еще студентами в Йеле, работает программным директором небольшого фонда, который на деньги Роберта Маккормика [45]
45
Роберт Маккормик (Robert McCormic, 1880–1955) – чикагский медиамагнат, основатель газеты Chaicago Tribune и Фонда им. Роберта Маккормика. Сегодня Фонд – некоммерческая организация, выделяющая средства на образование и культуру, гранты для журналистов и др.
Их дочери уже 18, и ее комната и содержание в Стэнфорде обходится в 30 000 ежегодно. На 16-летнего сына, у которого такой талант к музыке, уходит по меньшей мере столько же, если сложить плату за частную школу, репетиторов и летний музыкальный лагерь. Есть еще няня, которая приходит каждый день, когда их 9-летняя дочурка возвращается из экспериментальной школы при Чикагском университете, и на нее уходит еще 32 000 (они платят ей легально, поскольку наша интеллектуалка по-прежнему мечтает о должности в администрации). А ведь есть еще расходы на благотворительность (Nature Conservancy, Amnesy International и т. п.), которые приходится держать на уровне, чтобы не было стыдно перед бухгалтером, с которым они видятся один раз в год – в апреле. В итоге на квартиру, еду, книги, белье и прочие расходы остается 2500 долларов в месяц.
Их преследует ощущение полнейшей нищеты. При этом они, конечно, не помнят, каково им было на предыдущей ступени благосостояния, и даже не представляют, как можно туда вернуться. Современного интеллектуала очень заботит его репутация, страдающий же статусно-доходным дисбалансом еще больше думает о деньгах. И не то чтобы наша интеллектуалка целыми днями размышляла о правде и красоте и поэтических воплощениях весны. И не то чтоб скромная зарплата в 105 000 долларов давала ей уверенность, что она может подняться над насущными проблемами и будничной суетой.
И на работе она занимается изучением интеллектуального рынка, прикидывает, чего ждет от нее аудитория, продает себя продюсерам, журналистам и коллегам по академической среде. Пораженный СДД работник издательства целыми днями размышляет о рыночных нишах, как какой-нибудь влиятельный топ-менеджер AT&T. Ему приходится имитировать приятельское общение не меньше, чем партнерам в Skadden, Arps или продавцам в Goldman Sachs. Разница лишь в том, что они работают в высокоприбыльной отрасли, а наш страдающий СДД – в низкоприбыльной.
Сегодняшние интеллектуалы занимают самый нижний край верхушки общества. Наша интеллектуалка достаточно богата, чтобы отдать своих детей в частную школу и отправить учиться в Стэнфорд, но многие родители в таких заведениях в месяц зарабатывают годовой бюджет ее семьи. В итоге дети страдающего СДД начинают замечать разницу в доходах с семьями одноклассников. Чаще всего это происходит на день рождения. Одноклассники отмечают дни рождения на бейсбольном стадионе Wrigley Field (родители выкупили трибуну) или в старейшем магазине игрушек FAO Schwarz (родители арендовали все здание на воскресное утро). СДД ребенок празднует день рождения в своей гостиной.
Когда старшая дочь интеллектуалов приедет на рождественские каникулы, ее однокашница по Стэнфорду пригласит ее к себе в Виннетку. В доме своей подруги ее поразит идеальный порядок. Столы, пол, барные стойки – все это не заставлено, чисто и в наилучшем состоянии. Такой же порядок царит у них на работе – у представителей этой ветви образованного класса просторные кабинеты с широкими деревянными поверхностями. У них есть секретари, которые следят за документооборотом, а у секретарей есть помощники, которые складывают все папки и расставляют их по местам. Поэтому ничто не загромождает широкие просторы рабочего стола босса. Бобо, работающие в финансовых структурах, носят с собой тончайшие дипломаты, в которые едва помещается толстая тетрадь, потому что все в их жизни настолько упорядочено, что им не нужно перекладывать вещи с места на место. И в Лондон они летят без багажа, ведь в их лондонской квартире у них есть еще один гардероб.