Боевой 19-й

Булавин Михаил Яковлевич

— Пожалуйста.

—- Заверяю вас, товарищ Вихров, что я не дрогну ни перед лицом врага, ни перед лицом смерти.

— Желаю успеха, товарищ Быльников, — Вихров протянул руку, и на его лице впервые увидел Быльников добрую улыбку. — Перед отъездом вы мне позвоните.

На улице шел снег. Быльников бродил по улицам, вдыхая свежий воздух, ловил губами пушистые снежинки. Вокруг было чисто, бело и светло. Он радовался каждому встречному прохожему, каждому звуку,

чувствовал себя вновь рожденным человеком.

Все, что так тяготило Быльникова в последнее время, когда решалась его судьба, когда припоминалось и взвешивалось все до мельчайших подробностей, от юных лет до последнего часа службы у белых, — все это вдруг свалилось с него, как непомерная тяжесть, освободило его, и ему стало необыкновенно легко. Даже физически он чувствовал себя лучше и гораздо сильнее. В его жизни, пожалуй, не было более сильных душевных мук, чем те, которые ему пришлось пережить, пересматривая и переоценивая свое пребывание во враждебном лагере/ Но и не испытывал он большей радости, чем та, какую чувствовал сейчас, получив прощение. *

Через несколько дней Быльников был зачислен в кавалерийский полк, направлявшийся для борьбы с антоновскими бандами в Тамбовскую губернию.

Шел он домой в новой, светлосерой шинели, коротковатой для его роста и сидевшей на нем не совсем ладно: подмышками тесновато, а в талии свободно. Когда он стягивал шинель ремнем, хлястик поднимался коромыслом. Но самым важным для него был сейчас знак различия. Красным квадратиком, . как капля крови, он скромно поместился на левом рукаве шинели. Это означало, что отныне бывший казачий сотник является командиром кавалерийского взвода Красной Армии.

— Боже мой! — воскликнула Вера, увидев его. — Какой ты смешной в этих больших ботинках с обмотками и короткой шинели.

— Цаплеобразный, — улыбнулся Быльников и добавил: — Смеяться право не грешно над тем, что кажется смешно.

— Да это не смешно, а... — но она не выдержала, прыснула, и оба они расхохотались.

— Ты меня встречаешь, как Бульба своих сыновей, — шутил Быльников:

Вера была в том же приподнятом настроении, что и Быльников, щутила, острила и, готовя его в дорогу, говорила без умолку.

Шинель после ее вмешательства хотя и осталась короткой, но все же приняла более форменный и фасонный вид.

— Владимир, а ведь шинель эта не из фабричного сукна.

— Я знаю. Это крестьянское, домотканное сукно, из которого в деревне шьют армяки.

— Вот видишь, — сказала она многозначительно,— это великое патриотическое дело. Народ напрягает силы, чтобы разгромить врагов. Деревня готовит своей армии продовольствие, валенки, варежки, полушубки, шапки. Силы

такой армии неистощимы.

Быльников каждый день уходил в полк и возвращался поздно. Вера освобождалась раньше и, поджидая мужа, стряпала обед и поглядывала на часы.

Вечернее время досуга' было самым лучшим и счастливым в их жизни. Они знали, что скоро вновь наступит расставанье, но об этом старались не говорить. Только по короткому взгляду и затаенному вздоху Веры он понимал, что она думает о скорой разлуке.

Наступили холодные, хмурые дни. Шел снег и, падая на землю, таял, растекаясь в грязной жиже.

Неуютно было в эту слякотную непогодь. Небо словно разверзлось, и оттуда, при мятущемся ветре, то хлестал дождь, то сыпал снег. Под ногами хлюпало, ноги разъезжались.

В один из таких вечеров Быльников возвратился раньше обычного и сказал:

— Мы сегодня выезжаем. Наш полк грузится.

Хотя для нее это сообщение не было неожиданным,

все же она как-то сжалась и потупила глаза.

Владимир старался сохранить веселость и, развлекая ее, рассказывал, какой у них в эскадроне отыскался запевала.

— Ах, какой голосище, дивный тенор, понимаешь, с этаким приятным тембром, довольно сильный и чистый. Командир полка заслушался, а потом подозвал его к себе и сказал: «После войны я тебя, Стрепетов, в консерваторию откомандирую». И отправит, обязательно отправит, из молодого парня может выйти прекрасный солист.

Вера понемногу Повеселела и старалась бы?ь спо* кой ной, чтобы не расстраивать Владимира.

Провожая его, она всплакнула. Он уходил туда, откуда не все возвращаются. Но на сердце не оставалось той горечи, которая была когда-то, при первой разлуке. Между ними не было ничего неясного, недоговоренного. Она будет его ждать терпеливо и постоянно помнить о нем.

— Пиши, — на прощанье сказала она дрогнувшим голосом.

В ответ он крепко сжал ее руку и, прищурив затуманившиеся глаза, молча кивнул головой.

Эшелон ушел. Вера Быльникова снова осталась одна.

Экстренные выпуски военных сводок с фронта говорили:

«К 9 часам вечера 15 ноября части Конного корпуса, разгромив наголову офицерские пехотные полки, отбросив конницу Шкуро к юго-западу, а конницу Мамонтова к югу, полностью овладели Касторненским железнодорожным узлом. Армия Деникина потерпела здесь беспримерное поражение».

Потеря белыми таких пунктов, как Воронеж, Ка-сторная, и оборонительного рубежа реки Дон била по самым устоям «добровольческой» и Донской армий.