Боевой 19-й
Шрифт:
— Эх, растяпы!.. За чем смотрели? ..
Белые вскоре подтвердили предательство бывших офицеров. Смело врываясь на станцию, они кричали:
— Э-эй, краснопузые!.. Сдавайтесь! Чем стрелять будете?
— Для вас найдем! — мрачно отвечали бойцы и меткими выстрелами ссаживали крикунов.
Рассветало. Стрельба с обеих сторон утихла. Видимо, белые готовились к новой и последней атаке.
Паршин подошел к Устину и тихо спросил:
— Как с патронами,
— Маловато. Думаю, один раз отобъемся, а в другой — как бы нас живыми не сгребли.
— А мы в штыки!..
— Нештр так. Только мало нас.
— Пройдемтесь, товарищ Хрущев.
Устин оставил у пулемета Зиновея и пошел вслед за Паршиным. Тот вполголоса разговаривал с бойцами.
.— Товарищи, настал момент, когда нужно быть крайне осторожным. Тишина такая не спроста. Противник знает нашу слабость, в любую минуту может атаковать нас с фланга и зайти в тыл, а патронов у нас — с гулькин нос. Передайте по цепи, что сейчас мы будем отходить на станцию. Товарищ Хрущев остается со вторым взводом для прикрытия и, по мере нашего продвижения, отходит сам. Предупреждаю: без крайней нужды не стрелять. Беречь патроны. Соблюдать тишину. Все, товарищи.
Через час, когда рота погрузилась в вагоны, Петр
и Устин подошли к паровозу. Машинист выглянул в окошечко и, сделав руки лодочкой, спросил:
— Отправляемся, товарищ командир?
— Без сигнала. Скорость со станции не более пятнадцати километров. Давайте.
Поезд плавно тронулся с места, двигаясь среди товарных составов.
Вот он миновал стрелки, вышел на главный путь.
— Нажимай! — крикнул Паршин. — У переезда бронемашина!
— Вижу!
У открытых дверей бронемашины с четкой надписью «Каледин» стоял офицер в чине сотника и курил папиросу. Внезапно он приветственно поднял руку и помахал мчавшемуся эшелону.
«Странно»! — удивился Паршин и ответил на приветствие. Поезд проскочил переезд без единого выстрела с обеих сторон.
— Что бы это могло значить, а? — спросил Паршин.
— Черт его знает... — пожал плечами Устин. — А нашарахать бы мог.
— Случай, должен вам сказать, прелюбопытный, — заметил машинист.
— Да-а, — задумался Паршин. — А город все-таки продан предателями.
XIII
Быльников открыл тринадцатую страницу своего письма к жене.
Он его прочитал и вдруг почувствовал такое отчаяние, что не мог взять себя в руки. Он вскочил и в приступе ярости разбил флягу с вином. Потом, успокоившись, сел и убористым почерком написал:
«Если бесчинствуют офицеры, то что говорить о казаках, о нижних чинах. Донцы возродили старые казачьи традиции и дедовские обычаи «ходить за кафтанами да дуванить чужое добро». Они забыли, что охотятся
Быльников закрыл дневник и, склонившись над ним, долго сидел задумавшись. Перед ним проходит вся его так незадачливо сложившаяся жизнь — вереница скучнейших лет, когда год кажется десятилетием. Да. Вера была права. Он помнит, как она плакала и просила его остаться, потому что любила. Она не пошла за ним, любя родину сильнее. И любовь эта выше и прекраснее. А он болтал о каком-то долге. Жестокое и непростительное заблуждение. Быльников резко встал и прошелся по комнате. Непонятная сила еще удерживала, не пускала его, словно ступал он по клейкому полу, с трудом отрывая от пола ноги. «Ну хорошо, — соглашался он и задавал себе вопрос: — Но что же дальше?» И когда ему нарисовался переход на сторону красных как логическое завершение 'его размышлений, он испугался и удивился. Но лишь’только ему представилось,- как все это может -произойти, юн засмеялся. Предприятие было заманчивым, но страшноватым, и осуществить его не так-то легко.
«Допустим, что я подговорю казаков, но это долгая и небезопасная история. А если увести с собой пол-сотни якобы в разведку? Дело тоже рискованное».
Идея о побеге взволновала его и стала приобретать все более и более ощутимые формы. На душе стало легче, и сам он весь преобразился. Итак решено. Он заручится согласием двух-трех казаков, а те сами найдут охотников среди своих товарищей, уже давно истосковавшихся по дому. К таким он присмотрелся. Это ординарец Кучумов и казак Додонов. Надо действовать немедля и быстро.
— Кучумов! — позвал он казака.
Казак d лукавым лицом и хитроватыми глазами вскочил в комнату и остановился перед сотником.
— У тебя есть водка?
— Никак нет, господин сотник, — улыбнулся Кучу мов.
— Ну и не надо... Ты всегда улыбаешься, тебе, должно быть, очень весело.
— Никак нет...
— Садись Кучумов. Садись! Я тебе приказываю.
Казак сел.
— Ты вот, Кучумов, не хочешь воевать... — начал Быльников.
— Никак... — попытался вскочить казак.
Быльников удержал Кучу.мова за гимнастерку.
— Да сиди ты... тараторка. «Никак, никак...» Вчера ты с казаками был на постое в одном доме. Соседка рассказала, что хозяин — коммунист, ушел с красными. Ты возмутился: «Мы уйдем, а придут красные, и доносчику не поздоровится» — и пообещал о доносе рассказать хозяевам.