Боевые потери

Артемьев Денис

Открылась дверь, свидетель зашёл, как прокрался, даже его шаги звучали почтительно – выказывали почтение высокому суду. Хьюи очень хотелось посмотреть в глаза Холла, но он не мог повернуть голову – ему мешали режимники, по-прежнему удерживающие его в коленопреклонённом положении.

– Джейден Вуд, подойди ближе, – попросил Тодд.

«Как? Так это не Холл? Вуд? Вуд! Как же так?» – Хьюи ошибся и был растерян, но всё ещё пока не верил, и только когда Джейден вышёл из слепой зоны и встал сбоку от него, приблизившись к столу судей, тогда, только тогда он понял, не принял, не смирился, а понял, и ужас обуял его душу. Выхода нет, всё кончено. Если Джейден предал, то кому вообще можно верить! Чёрное пожирает чёрное? Не важно, зачем он сделал, важно, что смог. Хьюи остался один, и с тоской, первый раз в трудной жизни активиста BLM, понял, что дело всей его жизни обречено

на неминуемый провал, если его предают самые близкие, самые лучшие.

– Повтори твои показания суду, – потребовал Уильямс.

– Ньютон собирался поднять на фабрике восстание, и намеревался убить вас, сэр.

Хьюи замычал, его жилы на шее вздулись, немой крик рвался наружу, мускулы дёргала трясучка, он так разошёлся, что и всем четверым охранникам его было трудно удерживать на месте. Была бы его воля, он бы голыми кулаками расколотил гнилой орех черепа продажного мудака.

– И какие он предпринимал действия, чтобы добиться этих гнусных целей? – поинтересовался всю дорогу до этого молчавший мастер Броненен.

– Он агитировал нас делать брак, прочищал мозги братьям насчёт е*аного равноправия, права на выбор, и прочего дерьма.

– Не выражайся в суде, Вуд, следи за своим языком, – сделал замечание бывшему гангста Уильямс.

– Да, сэр. Извините.

– Продолжай.

– Он угрозами заставлял братьев работать плохо. Тех, кто смел возражать, он силой заставлял.

Джейден врал осознанно, а может быть, говорил то, что ему приказали. За всё время своего заключения на фабрике Ньютон никого и пальцем не тронул, хотя, особенно в первые недели, чёрные братья вели себя откровенно по тюремному (привычка), по-скотски, устраивали разборки, сажали зёрна насилия в унавоженную ненавистью почву фашистского порядка. Ньютон с корнем вырвал первые ростки, объяснив братьям, что так их пытаются контролировать белые, дал людям надежду. А если кто и грешил мордобоем, так это был сам Вуд, который, не стесняясь, раздавал тумаки сомневающимся и боявшимся. Того же Фрэнсиса он один раз хорошо приложил, да так, что тот три дня с шишкой на лбу ходил.

– Ньютон всех нас заставил бояться, ему никто не смел возражать.

– Хорошо. Ты поступил правильно, сообщив нам о преступлениях Ньютона. Он будет наказан, а ты получишь награду. Можешь идти. – Уильямс отпустил предателя с улыбкой.

– Да, сэр, благодарю вас, для меня честь приносить пользу нашему великому обществу, – ответил Вуд, и тоже позволил себе подобострастно улыбнуться. Он развернулся и тихо вышел, ему только поклона не хватало, а так – самый настоящий преданный слуга своего господина, своих новых белых господ. Да, каждый приспосабливается к ситуации как может, и Вуд не был исключением: помимо него, ещё трое негров донесли на своего неформального лидера, выдав все планы чёрных братьев до последней закорючки, но суд вполне удовлетворился показаниями Джейдена, этого было достаточно, чтобы отправить Ньютона в шестнадцатый цех.

– По-моему, дело настолько ясное, что нам не имеет смысла удаляться на заседание. Примем решение здесь? – предложил Уильямс своим коллегам.

Два судьи выразили согласие со своим председателем кивками, тогда Уильямс что-то отметил у себя на листке, дал по очереди прочитать Тодду и Броненну, после чего они поставили свои подписи под приговором. Уильямс встал и торжественно потребовал:

– Ньютон, встань и выслушай приговор как подобает. – Хьюи подняли. К этому моменту он несколько успокоился. После того как предатель ушёл, на него напала апатия, не то чтобы ему стало всё равно, но все размышления о дальнейших своих ответных действиях он отложил на потом. – Ты объявляешься виновным по всем пунктам предъявленного тебе обвинения и приговариваешся к пожизненному исполнению приказов. Сейчас тебя отведут в шестнадцатый цех и приведут приговор в исполнение… Я же тебе говорил: дай мне хотя бы маленький повод, – уже обычным голосом добавил Уильямс, припомнив свой первый разговор с Хьюи.

Прошёл месяц. Ньютон стоял у конвейера и работал со скоростью, и точностью сборочного автомата: он соединял три детали в блок, и отправлял его дальше, ничего его не отвлекало от работы, ни одна мысль не тревожила придавленный программой приказов разум. На его шее сидел толстый ошейник, состоящий из трёх частей: заднего, затылочного обода, двух кирпичиков, сжимающих шею с боков, и гибкой перемычки, плотно прилегающей к горлу, – это устройство и называлось «Исполнитель приказов». От «Исполнителя приказов» шли капилляры электродов, проложенные под кожей прямо к тем областям мозга, которые отвечали за послушание и обучение (за послушание –

в первую очередь). «Исполнитель приказов» круглые сутки транслировал в сознание Хьюи нехитрую программу, заставляющую его работать пятнадцать часов в день, всего с двумя пятнадцатиминутными перерывами на еду и отправление естественных потребностей, а в остальное время ни думать ни о чём другом, кроме как о сне и еде. Больше поработаешь – больше съешь, крепче будешь спать. Вместе с Ньютоном в закрытом цеху работали ещё около ста самых ранее отъявленных бунтарей, свободолюбивых непокорных представителей чёрной расы, а теперь окольцованных ИП, самых ценных производителей прибавочной стоимости, лучших рабочих фабрики. Их и Хьюи больше не тревожили проблемы большого мира, они не чувствовали, что к ним как-то не так относятся, ущемляют в правах, они были счастливы, они исполняли приказы.

Спирали

Володька Клюев поделился со мной своей добычей. Все знали, что Володька увлекается тихой охотой – недели не проходило в летний сезон, чтобы он не отправился в лес, в какое-нибудь одному ему известное место за грибами. Ему везло, почти всегда он возвращался с полной корзинкой, а то и с двумя. Его жена, Света, уже видеть эти грибы не могла, ни говоря уже о том, чтобы готовить, вот и приходилось Володьке самому чистить, варить, жарить, закрывать банки, но он ни сколько не расстраивался, ему было по кайфу не только собирать, но и готовить грибы. Но вот беда – места в их трёхкомнатной квартире стало не хватать под многочисленные закрутки грибных солений, маринадов, ожерелья сухих грибов; приходилось делиться частью собранного с друзьями. Может быть, наш Володька и не стал бы по собственной инициативе проявлять подобную щедрость, но жена, устроив парочку фееричных скандалов (и это добрая, безотказная Света! Да, довёл её Володька до ручки, ничего не скажешь), настояла. До меня Володька добрался с корзинкой в последнюю очередь. Хотя я и был его лучшим другом, но со мной он себя вёл как-то странно, если дело касалось чего-то материального. Например, он мне никогда не одалживал денег, хотя от безденежья не страдал, работал в престижной иностранной фирме менеджером по ключевым клиентам, зарабатывал дай боже, а вот другим – пожалуйста, любым проходимцам суживал немалые суммы, а потом страдал, когда они отказывались платить. С подарками тоже самое: дарил мне на праздники разную чепуху, на вроде магнитиков на холодильник, и в ресторанах высчитывал всё до копейки, чтобы счёт поделить равно заказанному каждым из нас по отдельности. Не знаю, не такой уж он был скупердяй, просто меня он, скорее всего, воспринимал как неудачника, от которого ничего хорошего не жди, ведь я-то работал простым охранником на стройке. Получил высшее образование, а работает охранником – конечно, неудачник, а кто же ещё? И с женой мне не повезло дважды – два раза женился и два раза разводился со скандалом, чуть ли не с поножовщиной: характер у меня вспыльчивый, не люблю, когда мне врут или пытаются манипулировать.

В общем, Клюев ко мне заявился под вечер воскресенья, шестнадцатого октября. Звонок в дверь – я открыл, а он там стоит, смешной такой: маленький, в очках этих своих на пол лица, и так серьёзно смотрит. Я знал, что он вчера ездил закрывать основной грибной сезон (так-то он до конца ноября мог в лес ходить, но трофеи приносил уже так себе, слабенькие, надо сказать, трофеи, никудышные), а сегодня заявился – зачем? А затем, что он принёс мне полный пакет каких-то фиолетовых, крепеньких на вид грибков. Поздоровались, я его, естественно, к себе пригласил, но он отказался, сказал, что спешит:

– Я на минуточку, Света дома ждёт. Пришёл с тобой поделиться. Вот, держи, – говорит Володька и протягивает мне пакет с грибами.

– Ой, зачем так много? Здесь килограмма три, наверное.

– Бери, бери, Миша. Они ужарятся.

– А что это за грибы?

– Паутинник фиолетовый, очень редкий гриб, – объяснил Володька.

– Цвет у него… необычный. А он съедобный? – Я в грибах мало что понимаю, поэтому засомневался.

– Обижаешь, Миша. Что же я друга поганками буду угощать?

– Прости, прости, ты же знаешь, что я, кроме подберёзовика, никаких других грибов не знаю.

– Ну вот и познакомишься.

– А как его готовить?

– Да как хочешь, но я бы советовал – сразу жарить. Помоешь и на сковородку, соли, перца, лука добавишь, заправишь сметаной – во! Объедение. Деликатес. О!

– Что, Света самому не разрешает лакомиться?

Володька тяжко вздохнул и ответил:

– И не говори. Не понимает ничего.

– Ладно, тогда, может, останешься, вместе пожарим. У меня полбутылки со вчерашнего осталось.