Бог из глины

Соколов Иннокентий Дмитриевич

4. В погребе (продолжение)

Сергей тихо засмеялся. Он пришел в себя, осознав, что валяется у металлических створок, закрывающих проход в детство. В горле першило, а в глазах мелькали желтоватые пятна. Он с трудом поднялся на ноги, уперся рукой в холодную стену.

Все так и было. Он тогда потерял сознание, не вынеся всех призрачных откровений, что открылись ему. Он не был готов к тому ужасу, что проник из-за границы миров. Его разум просто не выдержал всего этого кошмара, и в памяти остались только смутные образы чего-то потустороннего,

нездешнего.

Несколько дней Сережка провалялся в постели, лишь изредка приходя в себя, чтобы увидеть лица родных, непонятную суету медсестры, делающей уколы, которых он совершенно не чувствовал, и снова проваливаясь в глубину, в которой было тихо и покойно; но безмятежный сон не сменялся отвратительными картинками запредела, и Сережка, вскрикивая, перебирая ногами, вновь не выбрасывался из темноты, открывая глаза, чтобы удостовериться, что все в порядке — он по-прежнему дома, и мама сидит у изголовья, вытирая его горящее лицо.

Пока он приходил в себя, потихоньку выкарабкиваясь из кошмарной пучины, дедушка навесил на дверки огромный замок. Пару раз, до этого, он заставал Сережку сидящим в кромешной тьме погреба, и просто не обращал на это внимание, полагая, что каждый имеет право развлекаться так, как хочет. Но теперь, когда внук вторые сутки лежал в горячечном бреду, он решил навсегда отгородить эту часть погреба, чтобы Сережка больше не смог попасть за железные дверцы.

Поразмыслив немного, дедушка накрыл их огромным фанерным щитом, и приделал широкие полки, которые заставил разным хламом. Теперь ничего не напоминало о том, что когда-то здесь было небольшое помещение.

Когда Сережка окончательно поправился, мама забрала его домой. Она старалась, как можно меньше напоминать ему о том, что случилось, и Сережка, мало помалу, сам перестал вспоминать обо всем. Кошмарные видения ушли, и Сережка выбросил из головы все детские страхи.

Даже тогда, когда он приезжал погостить к старикам, он так и не вспоминал о том, что случилось. Его память услужливо избавилась от неприятных воспоминаний, заменила их другими, пусть не настоящими, но зато более подходящими детскому разуму, и Сережка, заходя в сырой погреб лишь ежился от сумрачной прохлады, раздумывая о том, что же находится там, за стенкой, такой с виду непрочной, по которой можно легонько стукнуть костяшками пальцев (не забыв раздвинуть банки, рядами стоящие на полках), и услышать тихий шорох падающего мусора — трухи, что нанесли неутомимые мыши (настоящие хозяева этого места), щепок и кусочков цемента, что отстали от стены.

Сережка обозревал пространство погреба, каждый раз раздумывая над происходящим за стеной. Однажды, спустившись в погреб, он придумал, что там живет огромное, неповоротливое божество.

Там, где темно и сыро, и единственный источник света — квадратная щель в полу прихожей, живет он — старый, седой бог.

(Бог пыли, седой паутины, ржавых консервных банок и гнилых досок и, конечно же, глины…)

Он всемогущ, и способен исполнить любое желание, единственное, заветное желание. Стоит только захотеть — все сбудется, повинуясь воле божества.

Нужно только попасть туда, прикоснуться

к земле и загадать то самое, сокровенное, что не дает спать, отзываясь осенней тоской даже в самый жаркий, самый теплый летний день.

И если твои помыслы чисты как снег горных вершин, и если сердце твое трепещет в нетерпении, знай — все будет, так как хочешь ты, все исполнится однажды, когда звезды займут свои места, и существа в толще стен, не надолго перестанут петь свою тягучую песню полуночи, и луна скроется за черными тучами — тогда все и случится, время замедлит свой безумный бег, его огромный волшебный маятник, что отсчитывает мгновения, остановится, издав полный сожаления вздох, и тогда (о, тогда!) исполнятся мечты, и мир потускнеет в твоих глазах, и мир снова сдвинется с места, но в воздухе не будет больше пахнуть дымом, и, вступив на дорожку, ведущую к звездам, ты будешь наконец-то счастлив, и в глазах твоих зажгутся ослепительным светом тысячи солнц.

Все это Сережка придумал сам себе, и теперь, много лет спустя он стоял словно хмельной, упершись рукой в стену, покачиваясь, обводя все вокруг мутным взглядом, а в голове рушилась невидимая стена, которая казалась крепче самых толстых ворот. Она разрушилась в одно мгновение, рассыпалась в прах, отлетела, словно шелуха, разлетелась в стороны разноцветным конфетти, явив истину, что была припрятана до поры до времени.

И все тайны, что до поры до времени прятались за дверками погреба явились ему.

Все для тебя малыш — там за железными дверками, в зовущей темноте. Они ждут, когда ты соберешься с силами, чтобы преодолеть последний рубеж. Они там, и все это время ожидали только тебя одного. Вот они, совсем близко, и если просунуть пальцы в щель между дверей, можно попробовать нащупать, прикоснуться к запретному, ощутить их шероховатость и волнующую глубину.

Сергей легонько толкнул дверку. Ржавая железка качнулась, и замок пристукнул, соприкоснувшись с дверкой. Огромный, тяжелый, с налетом окиси замок. За такими замками всегда хранятся самые важные, самые страшные тайны.

И на ощупь он казался холодным куском мертвого железа. Серега подергал его, словно ожидая, что дужка отщелкнет и вылетит, открывая путь к тайне.

Ничего такого не произошло. Замок по-прежнему оставался самим собой, даже и не собираясь менять свою холодную сущность. Гм, наверно легче будет спилить петли, ножовочное полотно оставит только царапины на толстой дужке. Сергей рассматривал замок, уже прикидывая, каким образом, будет легче совладать с упрямой железякой. Хотя…

Сергей опустил взгляд.

(Пол — глинистая поверхность с вкраплениями щебенки и отбитого цемента…)

Проще углубить пол, прокопать небольшой лаз, и тогда можно будет пролезть за двери.

(А еще проще взять хороший, достаточно тяжелый ломик, подняться в прихожую, и выдрать из пола гребаную крышку!)

Ломик лежал рядом. Только руку протянуть. Сергей, не глядя, нащупал его рукой. Сейчас он поднимется, и…

Легкий запах паленого коснулся ноздрей, заставил на миг позабыть обо всем.

(Черт! Только не это! Не здесь, и не сейчас…)