Бог из глины

Соколов Иннокентий Дмитриевич

Смех раздался вновь, и вдали, за воротами мелькнула детская фигурка.

Надежда толкнула ворота. Те открылись с тихим укоризненным скрипом. Надежда вступила в лес.

(Где-то там, в глубине леса, скрывалась маленькая, уютная полянка, которую Наде довелось осчастливить своим присутствием, одним холодным зимним вечером, когда она сидела у зеркала, вглядываясь в мир зазеркалья. Теперь зеркало оказалось лишним — в нем больше не было нужды, для того, чтобы сунуть, куда не следует свой любопытный носик!)

Дорожка петляла

между деревьев. Запах гниющей листвы витал повсюду. Надежда сделала пару шагов, и с тоской оглянулась на ворота. Те стояли, как ни в чем не бывало. По правде, говоря, Надежде меньше всего хотелось бродить в тени угрюмых деревьев.

(Хей детка, возможно, тебе просто послышалось?)

Возможно да, а возможно и нет. И если кто-то решил, что она сейчас отправится в этот сумрачный лес (в жадные объятия существ, обитающих там), то этот кто-то очень сильно ошибается.

Надежда развернулась, и решительно отправилась назад, к дому, который хоть и не был похож на тот, в котором она провела зиму, но, во всяком случае, имел хотя бы отдаленное сходство. Пройдя мимо ворот, она на секунду задумалась. Кто бы там ни бродил по лесным тропинкам, находиться здесь ему было вовсе не обязательно. Надежда кивнула — пускай это сон, все равно ни к чему было допускать даже малейшей возможности превратить его в кошмар.

Она осторожно закрыла ворота. Тяжелый засов отгородил чужой, неизвестный мир, от такого же неизвестного, но ставшего хоть немного родным мирка.

Весна приняла ее в свои объятия. Теплый ветерок ударил в лицо, пьянящим ароматом цветов. Воздух словно загустел, и в следующее мгновение она окунулась в буйство красок, запахов, звуков.

Пустые клумбы в мгновение ока превратились в роскошные цветники. Цветы были повсюду. Сотни, тысячи — они покачивались на ветру, словно что-то нашептывая ей.

— Наша королева, королева цветов…

Это был сон. Сон длиною в жизнь. Надежда пошла по дорожке, не веря глазам. Цветы тянулись к ней, словно желая прикоснуться, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

Орхидеи, тюльпаны, лилии, — весеннее безумие страсти.

Розы, ощетинились шипами, чтобы исколоть насмерть, вонзить ядовитые иглы — они были прекрасны, но Надя ни на миг не сомневалась в том, что стоит ей прикоснуться рукой, и острые колючки пронзят кожу, чтобы впиться в столь долгожданную плоть. Цветы поражали неземной красотой, но было в этой красоте что-то… чужое, холодное, страшное.

Надя шла по дорожке, стараясь держаться середины, чтобы цветы не могли дотянуться до нее. Впереди раздавалось деловитое журчание фонтана, и до дома было уже совсем близко, когда за одним из поворотов дорожки мелькнуло разноцветное пятно.

(Кто бы это мог быть, а, детка?)

Тихий смех переливался колокольчиками чистого серебра. Детский голосок затянул песенку, которая не надолго заглушила пьянящий шепот цветов, журчание воды бьющей из пасти рыбины, и даже испуганное дыхание

Надежды.

Надя прислушалась. Цветы вновь зашептали разные глупости, и ветерок задул с новой силой. Где-то за поворотом ребенок старательно напевал незамысловатые слова:

Ветер на крыльях, песенку принес…

Нежным поцелуем, страны волшебных грез…

Надежда ускорила шаг. Дорожка поворачивала почти под прямым углом, и цветы, покачиваясь на высоких стеблях, скрывали от нее ребенка. Дойдя до поворота, она успела увидеть, как вновь мелькнуло детское платьице, сливаясь с пестрым фоном цветов.

Девочка скрылась за очередным поворотом. Она бежала вприпрыжку, чуть касаясь сандалиями мощеной дорожки, не забывая при этом напевать.

Ветер коснется лепестков цветов.

С песней подарит много сладких снов…

За следующим поворотом дорожка выравнивалась, и вела прямиком к рыбьей статуе. Девочка сидела на бортике фонтана, болтая ногами. Брызги воды, бьющей из пасти Жданов-Рыбы, казались слезами на ее щеках.

Девочка как девочка — голубое платьице до колен, белые гульфики, розовые сандалии и розовая же шапочка-беретик, с двумя торчащими из-под нее хвостиками. Добавить корзинку, и получится вылитая Красная Шапочка.

Надежда осторожно подошла к девочке. Та подняла веснушчатое лицо и улыбнулась:

— Привет.

— Здравствуй — Надежда всматривалась в лицо девочки. Что-то смутно знакомое угадывалось в этом вздернутом носике и голубых озорных глазенках. — Что ты здесь делаешь?

— Гуляю — девочка удивленно посмотрела на нее, словно не понимая, как Надя может задавать такие глупые вопросы.

— Сама? — Надя подошла ближе. Жданов-Рыба на секунду поперхнулась водой. Что-то забулькало в горле статуи, и затем вода полилась с новой силой.

— Конечно — серьезно ответила девочка.

— А как тебя зовут?

Словно на допросе в детприемнике — невесело подумала Надежда, и совсем не удивилась, когда девочка ответила:

— Надя Жданова.

(Послушай, детка, не слишком ли много Ждановых для одного сна?)

— Надя Жданова — это я! — Чуть улыбнувшись, ответила Надежда.

— И я… — просто ответила девочка, и на миг перестала болтать ногами.

— Ты это я? — вопрос повис в воздухе.

Девочка вздохнула, словно не понимая, как взрослые могут быть такими непонятливыми.

— Я это я, ты это ты…

Ладно, — подумала Надя, попробуем по-другому.

— Тебе нравится здесь?

Девочка покачала головой.

— Почему, здесь так красиво…

— Эти цветы плохие — прошептала девочка — и рыба плохая, очень плохая…

Словно в подтверждение ее слов, рыба вновь захлебнулась, и на мгновение Надежде показалось, что плавники статуи угрожающе шевельнулись.

(Хей детка, убирайся-ка отсюда подобру-поздорову…)

— А дом? Тебе нравится дом? — Надя подобралась, пытливо вглядываясь в лицо девочки.