Бог из машины
Шрифт:
— Нет, абсолютно не помню подобных созданий… Надо посмотреть, — как одержимый бормочет старик — свою некомпетентность он воспринимает как очередной вызов, — так летающие головы, мифы о зловещих головах…
— Проф, да не суетитесь вы так, я знаю, что это такое, — очень даже знаю.
— Да? — скептически тянет Макс, хрустя невесть где раздобытыми чипсами. — И что же?
— Элементарно, Ватсон, — теперь можно наслаждаться заслуженной минутой славы, просмотр мильонов фильмов жанра хоррор не прошел бесплодно, —
— Кхе, кха, — жадина Макс давится чипсиной, — какие еще зубастики?!
— Ты что, не смотрел этот фильм?! — поражаюсь уже я.
— Какой фильм? — отрывается от зрелища расчлененки профессор.
— Обычный, третьесортный ужастик. Ничего особенного, похуже чужого и хищника будет, — внезапно появляется пугающая мысль — а что мы будем делать, если наш неизвестный Бог из машины материализует, к примеру, тоже же Чужого?!
— Плохо, очень плохо, — профа подобный расклад событий тоже не сильно устраивает. Да и кого может согреть мысль о враждебно настроенном, почти всемогущем некто за кадром?
— Эй, а что такого? — завертел головой из стороны в сторону Макс — то ли до него не дошло, то ли здоровый пофигизм взял свое.
— Ты слышал о споре номиналистов и реалистов в средние века? — вопросом отвечает проф.
— Нет, а что? — Макс, что ни говори, технарь до мозга костей. Это мы с профом позорные гуманитарии.
— Спор об универсалиях, — мечтательно тянет проф, — общих понятиях…
— Проф, — укоризненно прерываю старика: Макс уже начинает скучать, — не парься, Макс, просто были такие ребята — реалисты, считающие, что все понятия, слова существуют сами по себе. Независимо от человеческой речи и мыслей.
— И причем здесь…, - начинает Макс, но проф не дает ему договорить.
— Притом, что все эти появившиеся создания… не совсем реальны, они лишь материализовавшаяся идея, эйдос. Ансельм Кентерберийский, умница и философ, настаивал на том, что то, что есть в мысли, есть и в действительности. Ведь если есть слово, представление, то есть и «вещь». Если ранее они «существовали» в, скажем так, ноосфере, то теперь кто-то их старательно «воссоздает».
— Кто-то? — сглатывает Макс. — А вы уверены?
— Это всего лишь теория, — пожимает плечами проф, уже теряя интерес к разговору.
Теория, ага. Только здорово подтвержденная фактами теория, надо сказать.
Вот еще загадка — кто выкладывает все эти новости и ролики, и насколько можно им доверять?
— И все же, разве это так опасно? Ну, есть же всякие супермены и супергерои, — не унимается парень, — может все выйдет не так уж паршиво?
— Что-то не верится. Да и, в любом случае, ты детские сказки читал? — что-то мне подсказывает, что нет.
— На кой ляд? — презрительно морщится Макс. Он взрослый и разумный человек, он не читает детских сказок… только играет в компьютерные игрушки и смотрит хентайное
— Почитай, — советую, — особенно народные сказочки, мифы там всякие, легенды. Много нового узнаешь.
Сказки, на самом деле, бывают довольно жуткими — в детстве довелось прочитать про медвежью лапу, так долго заснуть не могла. Чего уж вспоминать про те прекрасные, но далекие времена, когда мне попался сборник японских фантастических историй. Эх, кайданы, ностальгия.
Просыпаюсь от того, что становится холодно. Сначала глаза пытаются привыкнуть к темноте и в тишине слышно лишь мое хриплое дыхание. В углу белеют чьи-то ноги… Ноги?! О, господи, всего лишь свернутый рулон бумаги и мои джинсы, а я уже чуть не заработала сердечный приступ.
Встаю, попутно натыкаясь на все углы и вообще на все, обо что можно запнуться или удариться, накидываю кофту и иду на кухню, выпить стакан воды. Босиком — наглые тапочки опять таинственно испарились.
У окна замерла маленькая фигурка — прямо на Лешу падает свет затянувшегося уже на несколько недель полнолуния, придавая ему одухотворенный и зловещий вид. Полная луна издевательски смеется, теперь законы физики и всякой другой логики ей не указ, ибо. Жаль, все спутники полетели, даже не поймешь, не оптический ли обман виднеется за окном? Особенно, учитывая, что с приливами пока все в порядке, зато полную луну наблюдают по всей Земле одновременно, бедные астрономы в шоке. Цвет вот только различается: в Гватемале наш единственный спутник ярко-оранжевый, в Китае — бледный, почти зеленый, а у нас желтый-прежелтый, масленый.
Осторожно подхожу ближе, кладу руку на лешино плечо. Мальчик медленно оборачивается, и сердце на мгновение дает сбой — вдруг там пустое яйцо как у ноперанона или человеческий череп?
Там просто маленький мальчик, мой брат.
— Леш, ты чего не спишь?
Он кивает на окно, попутно вцепляясь в мою руку. Осторожно заглядываю и почти проклинаю свое идеальное зрение — на детской площадке стоит отец. Он не отбрасывает тени.
— Папа хочет, чтобы мы спустились, — грустно шепчет Леша.
— Зачем? — чего ему опять надо?!
— Мы должны пойти с ним, — добивает меня братец.
Что значит, должны?! Я у него в долг ничего не брала.
Грустно, не люблю, когда мертвые бесхозно и бесцельно, потерянно бродят по земле, не найдя приюта. У меня все большее искушение плюнуть на все и выйти, там же… папа.
— Ложись спать, Леша, — твердо, пытаясь унять дрожащий голос, командую, — папа хочет, чтобы мы легли спать.
Беру его за руку, веду в зал, укладывать. Мама спит крепко-крепко, на позаимствованной у профа раскладушке. На диване, где постелили брату, все смято — простыня в одной стороне, одеяло — в другой. Видно, спал он очень беспокойно.