Бог из машины
Шрифт:
— Ты очнулась, слава богу. Мы уже подумали, что ты окончательно… того, — смущается Макс.
Держи карман шире, я еще поживу. Лет, эдак, до ста или больше.
Кровавых пятен и чужих физиономий уже не видно, зато голова еще кружится, во рту привкус желчи и земли, но все же куда лучше, чем могло быть. По крайней мере, встать, пусть и с максовой помощью, получается. Да и пол шатается не сильно, так, чуть-чуть.
Выпиваю почти литр минералки и только потом замечаю, что чего-то не хватает. Вернее, кого-то.
— А где проф? —
— Пошел к твоей маме, — равнодушно, словно не понимая всего ужаса своих слов, отмахивается парень.
Что?! Он совсем рехнулся?!
— Эй, ты куда? — Макс пытается схватить меня за рукав.
— Предотвращать катастрофу, — у мамы слабые нервы, лишние знания ей ни к чему, она и так расстроена.
— Какую катастрофу?
У него что, родителей не было? Или были, но хиппи и пофигисты?
Пока добралась до порога, стало ясно — предотвращать ничего не надо, ибо поздно. На пороге стоял проф, осторожно держа за руку новоявленного братика. Я что-то пропустила?
— Профессор, зачем вы притащили Лешу? — наверное, мой вид в грязной футболке и с непреклонно скрещенными на груди руками забавен — проф чуточку, самым краешком рта улыбается. Бессердечный человек, просто бессердечный!
— Твоя мама пошла к зданию бывшей мэрии, там обещали выдачу вспомоществования, — пояснил профессор, — попросила меня последить за мальчиком, как человека знакомого и ответственного.
Помню, она что-то говорила — вроде, надо встать на учет для получения гуманитарной помощи. И что очереди просто огромные, зато выдают консервы и питьевую воду. Что воду — особенно хорошо, учитывая, что у некоторых из-под крана течет грязь или кровь, или бурая жижа, а то и еще что-то.
Но слово «вспомоществование» звучит ужасно, филолог во мне бьется в конвульсиях и медленно умирает.
— Как ты себя чувствуешь? — проф подталкивает излишне стеснительного Лешу в спину, начинает неторопливо снимать ботинки.
— Жить буду, — но плохо и недолго, судя по погодным тенденциям: если зима-лето продолжат чередоваться через сутки-двое, мы все скоро вымрем.
— А что это за чучело? — ребенок, наконец, отлипает от стены и начинает подавать признаки жизни. Хорошо, что заставила профа засунуть его мертвечину в кладовку, а то вышел бы конфуз.
— О, это чучело австралийской совы, — вдохновенно поясняет Макс, улыбаясь во все двадцать восемь зубов. Раньше оное чучело было стригой, зато теперь носит гордое прозвание «австралийская сова».
Помню, наше четвертое дело. К нам — к профу, разумеется — обратилась женщина, утверждавшая, что ее сын встречается с вампиршей. Мы кучу времени потратили на слежку, но ничего бы не заметили, если бы подозреваемую девицу не вырвало, в конце концов, кровью. Проф отметил, что стригов в таком случае всегда рвет кровью, высосанной из своих жертв, и мы решили действовать.
По поверьям, стригу можно
Да и остальное не радовало: церкви теперь забиты до отказа — люди продают последние ценности, только чтобы приобрести «намоленные вещи» и «святую воду», так что с освящением стали были проблемы. Как и со священником, способным действительно освятить что-нибудь, отличное от иномарок бизнесменов, надо заметить. Каленое железо раздобыть у нас получилось, но бойцы из нас — старого профа, дистрофика Макса, с трудом и отдышкой поднимающегося на третий этаж, и меня — не получились.
Потом мы догадались применить мозги, а проф магию, получив в награду за догадливость обещанную плату и чучело ушастой неясыти в качестве сувенира.
— Классно, — Леша крутится вокруг совы, тянется к ней — потрогать, что ли хочет? Конечно, сова падает.
— Ой. Извините, — шмыгает носом братец.
— Пустяки, молодой человек, сущие пустяки, — великодушно махает рукой проф: он себе еще кучу таких же, дай конъюнктура, понаделает. — А вы что стоите охламоны, поставили бы чайник, что ли.
О, точно, как раз в это время обычно дают газ. Добрые жэковцы не подкачали и на сей раз.
Горячий кофе, какая прелесть.
Пока профессор рассказывает Леше какую-то сказку — вроде про Икара — мы достаем колбасу, режем хлеб и сыр. Лично мне есть не сильно хочется, все вспоминается тараканья мерзость, но чего-нибудь горячего выпить не отказалась бы. Или горячительного, тоже неплохо.
Мы тащим еду и кружки в зал, проф достает из шкафчика заныканную шоколадку — Макс возмущенно сопит: как же, сладкое и не съеденное, непорядок. Сую брату самый большой стакан ос сладким чаем и сажусь в кресло.
Леша уже почти не смущается, зато головой вертит исправно. У профа, если подумать, много интересного: глаза и пальцы в баночках, черепа, сушеные травы и порошочки, зловещего вида свечи и даже настоящие рога. Просто рай для ребенка.
— А это что? — тыкает пальцем в злополучную маску братец.
— Древняя ацтекская маска, — Макс просто лопается от гордости за свою эрудированность. Поправлять его никто не стал: пустяки, что компьютерщик перепутал ацтеков и этрусков, все одно, ни тех, ни других уже нет.
— Можно посмотреть?
— Не стоит, — в профе просыпается благоразумие, — лучше расскажи мне, пожалуйста, о маме.
Так и знала, что проф не просто так притащил ребенка!
— Зачем? — Леша тут же мрачнеет — «о маме» ему рассказывать не хочется.
— Мы хотим спасти твою маму, — увещевающее начинает коварный проф, — и если ты расскажешь все с самого начала, то очень нам поможешь.