Бог не проходит мимо
Шрифт:
«Руслан!
– осенило ее.
– Он похож на Руслана, это его сын!»
Оправившись от шока, Алена присела на скамейку в саду. Она думала о ребенке-инвалиде, о сыне Руслана.
Алена не помнила день, когда произнесла шахаду. Кажется, это случилось через неделю после того, как она сняла с себя крест. Гуляя по мрачным аллеям, она пыталась вспомнить этот день, но, кроме того, что Москва стояла в умопомрачительных пробках, в памяти ничего не осталось. Она была так полна любовью к Руслану, что запомнила только пробки, когда он обнимал ее на заднем сиденье, а она замирала от счастья, от его близости. Руслан, который обычно сам был за рулем, в тот день взял своего шофера.
Затем ее мысли переключились на то, как они после свадьбы приехали в его дом под Нальчиком. Алена была безмерно счастлива, ей казалось, что она в сказочном сне, которому не будет конца. Руслан умел создать атмосферу праздника и радости. Она вспоминала их романтические ужины на уютной веранде, сплошь увитой плющом, огромный плавательный бассейн, маленький прудик с золотыми рыбками, из которого вытекал веселый, звонкий ручей, пересекавший сад, несколько ажурных мостиков, альпийские горки и даже настоящий, вечно напыщенный павлин со своей скромной серенькой павой.
Вся эта райская сказка закончилась в один день - они уехали в лагерь. Руслан ничего не объяснял, а Алена боялась спросить, почему и зачем они едут в горы. У нее было единственное желание - всегда быть с ним рядом, и не важно, куда и зачем она едет, и не важно, чем будет заниматься, главное - с ним, она любит его до безумия, до самоотречения.
В лагерь ехали долго, полдня тряслись по непроходимым лесным дорогам, наконец джип остановился, дальше предстояло идти пешком километра два. Руслан отпустил водителя - хмурого бородача с уродливым шрамом через все лицо. Бородача звали Казбек. Шли вдвоем по узкой горной тропе, петлявшей между выступами причудливых скал. Руслан впереди, Алена следом.
Всю дорогу она любовалась им. Он был необычайно красив и грациозен, как молодой олень, -казалось, он рожден ходить по горам: двигался быстро и бесшумно, ни один, даже самый маленький камень не вылетел из-под его ног, словно он шел по воздуху. Она смотрела на его спину, ноги и чувствовала, как сильно его любит, как хочет полностью отдаться его воле, раствориться в нем, стать частицей его тела и души.
Алена едва успевала за ним, иногда он оборачивался и протягивал руку, в этот момент ей хотелось прижаться к нему, ее ноги еще больше начинали скользить, камни сыпались в разные стороны. Алена не решалась сказать ему, как она хочет его прямо здесь и сейчас. Он не смешивал работу с личной жизнью, а переход в лагерь был частью его работы.
Она понимала, что сказка не может продолжаться долго. Руслан давно намекал ей на то, что скоро придется опять приступить к работе и что медовый месяц затянулся непомерно, пора и честь знать. Алена старалась не придавать значения его словам и считала, что надо наслаждаться каждым мгновением, подаренным судьбой. Она боялась, что когда-нибудь все закончится. И сейчас, идя в лагерь, чувствовала приближение этого конца. Она не понимала, зачем Руслан взял ее с собой, ведь это его работа. А работа и жена для мужчины вещи несовместимые, по крайней мере так всегда говорил сам Руслан.
– Подожди, я больше не могу, давай передохнем, - совсем задыхаясь, произнесла Алена.
Руслан обернулся и снисходительно улыбнулся. Его улыбка вернула надежду, промелькнула мысль, что все будет хорошо, все будет по-прежнему. Они сходят в этот проклятый лагерь, а затем вновь вернутся
– Ну ладно, давай, ты совсем не умеешь ходить, и хилая какая! Ничего, в лагере потренируешься - будешь такая, как я, - Руслан усмехнулся, приседая на пологий камень и вглядываясь в нависшую над пропастью скалу.
Где-то вдали шумел водопад, крикнула и замолчала какая-то птица. В голубой вышине неба плавно парил орел. Это была страна высокогорного хвойного и мрачного леса. Вековые ели причудливо раскидывали свои широкие когтистые лапы со свисающими с них длинными серыми стариковскими бородами лишайников. Камни и стволы покрыты густыми ярко-зелеными мхами. Кристально прозрачный воздух придавал всему пейзажу особенный, сказочно-зачарованный вид.
Алена сидела на камне и смотрела на своего мужа, думая о том, как безумно его любит и как счастлива сидеть рядом с ним, слышать его ровное, спокойное дыхание, смотреть в его серые глаза, в которых отражалось горное небо, и понимать, что чудесное мгновение равно целой жизни.
– Вставай, пойдем, а то скоро стемнеет, здесь быстро темнеет, - произнес Руслан, протягивая ей руку.
Алена вздрогнула, вставая и выходя из оцепенения. Она ощутила тепло его ладони и не хотела ее отпускать.
Руслан понял ее желание и опять усмехнулся.
– Пусти, здесь не бульвар, здесь ходят только по одному, цепочкой.
В лагерь пришли на закате, это был бывший скит монахов-отшельников, тайно обитавших в нем еще во времена хрущевской оттепели. Последние монахи покинули эти места в начале девяностых, перед самой войной. Куда они ушли, никто не знал, но уходили навсегда, унося с собой все святыни.
Скит был обнаружен случайно людьми Султана во время поисков подходящего места в труднодоступных местах Кабардино-Балкарии для размещения тренировочной базы смертников-подрывников. Сама Чечня не подходила для подобных баз, ее постоянно шерстили и зачищали федералы.
На просторной лесной поляне раскинулось десятка полтора крошечных келий, частично глиняных, частично каменных. В каждом домике помещалось не более двух коек и маленькая печка, в центре скита - бывшая церковь без крестов, как самое просторное помещение оборудована под резиденцию самого Султана, в лагере имелись, кроме того, летняя кухня под навесом и брезентовая палатка для теоретических занятий и просмотра учебных видеофильмов, навес для молитвы. По краям поляны - бывшие скитские огороды, заросшие бурьяном, маленькая заброшенная пасека с несколькими полуистлевшими ульями, в некоторых обитали одичавшие, а может и настоящие дикие, пчелы. Поляна заканчивалась крутым спуском в ущелье, на дне которого протекал звонкий ручей с кристальной ледяной водой. Спуск в ущелье был отделан каменными ступеньками, отполированными за несколько десятилетий подвижническими ногами, по ним монахи спускались за водой, творя Иисусову молитву.
Девушки-курсантки жили по две в домике. Один домик занимали инструкторы-арабы, один -охранники, по совместительству тренеры по рукопашному бою, один домик был резервным для приходящих людей Султана. Султан считался в лагере эмиром. Был домик и для имама - очень странного лысого человека с невероятно кривыми ногами.
Распорядок дня более чем жесткий. Подъем в пять утра, пять раз в день намаз, которым руководил кривоногий имам. Перед завтраком теоретические занятия, затем зав трак, практические занятия, обед, занятия идеологические, которые проводил сам Султан либо опять же имам, и только перед ужином немного свободного времени, употребляемого в основном на хозяйственные дела, стирку и уборку.