Бог Ярости
Шрифт:
Он делает шаг вперед, но я остаюсь на месте. Я не сомневаюсь, что он повалит меня на землю, но мне все равно. В данный момент все, чего я хочу, — это отвезти брата домой целым и невредимым.
— Скажи Николаю, что я здесь, — говорю я, когда он тянется ко мне.
— Что?
— Скажи ему, что я хочу его видеть и что он, черт возьми, не захочет испытывать мое терпение.
— Зачем Николаю хотеть видеть тебя? — говорит он с ноткой снисходительности, от которой меня передергивает.
В его глазах
Николай тоже, с самого начала. Из-за этого он называет меня цветком лотоса. Но сейчас он ведет себя как полный мудак.
Охранник начинает толкать меня, и я сопротивляюсь. Но прежде, чем он успевает ударить меня по лицу, дверь со скрипом открывается.
У меня перехватывает дыхание, когда выходит Лэн, покачиваясь на нетвердых ногах. Из уголка его губы сочится кровь, а щеки и шею украшают фиолетовые синяки.
Но больше всего меня парализует то, как его левая рука безвольно лежит на боку, поддерживаемая правой за предплечье.
Нет, нет, нет…
Я вырываюсь из хватки охранника и бегу к нему.
— Лэн… ты в порядке?
— Какого черта ты здесь делаешь, Брэн? — огрызается он и хватает меня за загривок. — Почему ты не можешь просто перестать быть занудой и держаться в стороне?
— Я не могу смотреть на то, как тебе больно, и ничего не делать, — я осматриваю его руку, мое сердце громко стучит, когда я касаюсь его запястья, и он стонет. — С твоим… запястьем все в порядке?
Он отмахивается от меня.
— Николай ревновал и пытался сломать его, но я думаю, что отделался вывихом.
— Николай?
— Он сказал, что либо я бросаю Мию, либо он ломает мое запястье скульптора.
Я ненадолго закрываю глаза, но это не помогает разогнать боль, разливающуюся по телу.
— Ты выбрал Мию.
Это не вопрос, потому что теперь я знаю, как сильно он готов к саморазрушению ради нее. Я никогда не видел, чтобы он был предан кому-то так сильно, как ей.
Болезненная, кровавая ухмылка кривит его губы.
— Конечно. И сделал бы это снова в одно мгновение.
Он кашляет, а затем сплевывает полный рот крови на бетонный пол. Я хватаю его за талию и начинаю тащить к тому месту, где мне пришлось оставить машину возле входа.
— Давай отвезем тебя к врачу.
Он ворчит во все горло, но опирается на меня и позволяет мне наполовину нести его.
— Должен сказать, приятно видеть, что ты беспокоишься обо мне, — он ерошит мои волосы.
— Хватит дурачиться, Лэн, ты повредил себе запястье, и все, о чем ты можешь думать, — это о том, что я беспокоюсь о тебе?
— Это очень важно.
— Серьезно?
— Ага. Это значит, что тебе не все равно.
— Мне всегда не все равно. Это тебе плевать.
— К черту. Если бы тебя здесь не было, я бы познакомил эту кучку Язычников со своей
— При этом убив себя?
— Ты будешь плакать на моих похоронах?
— Лэн! Не шути такими глупостями.
— Но я хочу знать. Будешь?
Я вздыхаю, помогая ему сесть на пассажирское сиденье.
— Ты мой брат-близнец.
— И? — он смотрит на меня выжидающе, как гребаная гиена, которая ждет, чтобы наброситься на свою добычу. Или, может, это просто ожидание, и я слишком много в него вкладываю.
— И это значит, что без тебя я не был бы прежним. Не думаю, что ты разделяешь это чувство, — я начинаю закрывать дверь, но он подпирает ее ногой, оставляя открытой.
— Знаешь, вот в чем твоя проблема, Брэн. Ты всегда что-то обо мне предполагаешь, вместо того чтобы, черт возьми, поговорить со мной. Это отвратительная привычка, от которой нужно избавляться, — он удерживает мой взгляд своим идентичным. — Без тебя я тоже не был бы прежним, придурок. Ты — часть меня.
— Опять собственничество? Классика.
— Это не гребаное собственничество. Если бы я владел тобой, мне было бы плевать на тебя, потому что ты уже был бы в моих руках, — он сжимает мою руку, и я вздрагиваю от того, насколько это сильно. — Я хочу, чтобы ты выслушал меня и очень внимательно. Ты — часть меня. Это значит, что я критикую тебя также, как и себя. Я забочусь о твоей безопасности, как о своей собственной, иногда даже больше, потому что ты склонен думать о комфорте других больше, чем о своем собственном. Я ненавидел, когда ты закрывался за стенами и не пускал меня. Мне нужно, чтобы ты это понял.
Я сглотнул, его слова разрушали стену внутри меня кирпичик за кирпичиком.
— Когда нам было по тринадцать лет, ты записал меня в контактах как «Запчасть».
— Потому что ты требовал свою собственную комнату. Ты сказал, цитирую: «Я не хочу делить пространство с этим паразитом». Я ничтожен, если не мелочен.
Я поморщился. Это было примерно тогда, когда все начало рушиться.
Все, что я могу сделать, — это кивнуть и отдернуть руку.
Он застонал, когда положил запястье на бедро, и меня снова захлестнула злость.
— Дай мне секунду.
— Куда ты идешь? — спрашивает он, но я запираю его в машине, чтобы он не пытался следовать за мной.
Затем я иду обратно к дому с пристройкой. Я мельком вижу Киллиана и Мию, идущих к главному дому, пока она яростно жестикулирует, а он смотрит с напряженным выражением лица.
Джереми разговаривает с Николаем перед пристройкой, где все еще стоят охранники.
Я направляюсь к ним, но меня снова останавливает блондин.
Николай поднимает голову и хмурит брови. Его волосы завязаны в хвост, а сам он одет в футболку и брюки. Но, опять же, он не хотел бы испачкать себя кровью моего брата.